Фыркнув, Элиза заливается смехом, и тогда воздух между нами ненадолго становится кристально чистым, ни одна тень наших обычных взаимных упреков не омрачает вечер.
– А что насчет Лиама? – спрашивает Элиза.
Лиам не похож ни на кого, кроме самого себя. Но я не хочу произносить это вслух. Если бы ее вопрос и не прервал хрупкий контакт между нами, это сделала бы группа, которая начала настраивать инструменты и проверять микрофоны. Мы оплачиваем счет, чтобы можно было встать поближе к сцене, где с выпивкой в руках уже слоняются несколько человек. Потягивая безалкогольное пиво, я опять жалею о том, что напялила кардиган.
– Привет, Мерсер! – кричит Лиам так, будто приветствует полный стадион фанатов. – С вами The Straitjackets![18]
Не могу сказать, чего именно ждала от группы, но, когда начинается первая песня, я с трудом подавляю желание заткнуть уши. Это не просто громко; это агрессивно громко, воинственно громко. Кажется, что барабаны хотят напасть на меня, колотя в запертую дверь моей грудной клетки. Судя по тому, как двигаются пальцы гитариста, он играет что-то невообразимо сложное, но это никак не отражается на общем звуке. Басист, кажется, совершенно остекленел и не вполне осознает, что происходит. Что касается Лиама, то у меня было смутное представление о нем как о хорошем певце еще с тех времен, когда мы были детьми и он делал глупые пародии на поп-песни для нашего радиошоу. И сейчас, во время выступления, он иногда действительно поет, и это звучит нормально, но вместе с тем из его рта извергается множество других звуков: рычание, сдавленные хрипы, скрипы и крики. Все вместе это похоже на ожившее лоскутное одеяло, сшитое, как Франкенштейн, из разных кусочков, – очень злое, безобразное и способное тебя придушить.
Я оглядываю зал, пытаясь оценить, какое впечатление это действо производит на других слушателей. Примерно половина, похоже, искренне наслаждается происходящим, остальные, видимо, испытывают то же, что и я. В другом конце помещения вижу бумерского вида мужчину в рубашке поло, который скручивает кусочки салфетки и затыкает ими уши. Несколько человек, обладающих бóльшим тактом, выходят через двери на задний дворик, где до сих пор продолжается игра в волейбол.
Элизе как будто весело, хотя не уверена, что по задумке эта музыка должна оказывать именно такой эффект. Она с энтузиазмом танцует, время от времени потряхивая головой или вскидывая рокерскую «козу», но при этом ее движения представляют собой мешанину разных стилей, дико не сочетающихся с музыкой: роботинг, хастл, чарльстон. Потом она отдает мне свой напиток и скачет на месте, как чирлидерша. Через пару песен она уже потягивает какой-то напиток у одного парня старше нас, который, кажется, выпустился из нашей школы в прошлом году. Брэндон? Бенджамин? Что-то вроде того. На танцполе становится все более людно, и Элиза проталкивается к сцене, а я использую это как удобную возможность отойти назад и встать в сторонке. А потом, в начале следующей песни, Лиам окидывает взглядом зрительный зал и замечает меня.