Из кухни был еще один проход, ведущий в другую комнату, судя по всему, гостиную. Я решил осмотреть и ее. Гостиная была такой же неухоженной, как и остальные помещения. На полу были раскиданы старые газеты, стопка книг на полу, разбросана одежда. На журнальном столике я заметил стопку каких-то бумаг. Досье. И именно это слово, напечатанное где-то сбоку, отозвалось во мне каким-то странным эхом. Я подошел ближе и начал рассматривать их. Бумаги были исписаны разными пометками, подчеркиваниями и зачёркиваниями, словно кто-то изучал их очень внимательно. И даже не просто внимательно, а с каким-то маниакальным усердием.
Я начал просматривать газеты. На первой странице, набранной большими, жирными буквами, красовался заголовок: “Жертва четвертого убийства”. За ним шел еще один и еще: “Полиция в тупике”, “Маньяк на свободе”, “Город в страхе”. Статьи описывали жестокие, изощренные преступления, совершенные с какой-то особой, извращенной жестокостью. И каждая из них оставляла после себя ужас и страх. Меня начало трясти, а по спине пробежал холодок. Я не понимал, почему так реагирую на это. Почему во мне это все вызывает неясное отвращение, смешанное со странным, зловещим интересом?
– Это… это не может быть правдой, – прошептал я, не понимая, кому я это говорю. – Это какой-то бред, какая-то ошибка.
Я взял одну из газет и начал читать. Все эти ужасные детали, все эти зверства. Я прокручивал газету в руках, не веря своим глазам. Ощущение было такое, что это какая-то галлюцинация, страшный, кошмарный сон. Я находил какие-то странные пометки на полях статей, исправления, сделанные темными чернилами, словно кто-то пытался разобраться в этих преступлениях досконально. А потом мой взгляд упал на досье. Я начал лихорадочно разбирать, что там написано. Я понял, что там собраны какие-то данные, фотографии с мест преступления. Я попытался прочесть, но слова расплывались, а буквы не складывались в целое предложение.
В какой-то момент, лихорадочно листая бумаги, я увидел знакомую букву. И она почему-то показалась мне до странного зловещей. “М…”. Первая буква имени. Моего имени? И тут меня охватило леденящее чувство ужаса. Я не понимал, почему эта буква, буква моего имени, вызвала во мне такую сильную отрицательную реакцию. Было ощущение, что всё это как-то связано со мной, каким-то немыслимым образом. Страх начал нарастать, как цунами, готовое накрыть меня с головой. В груди защемило, словно мне не хватало воздуха. Мне хотелось кричать, бежать, спрятаться.