Отмороженные утырки поначалу замерли, среагировав на мой голос, а потом резко обернулись. Похоже, что мой «бравый» вид их нисколечко не испугал – это сразу стало ясно по их ухмыляющимся рожам. Ну а пристыдить я их и не надеялся – таким надо сразу либо челюсти с ребрами ломать, либо начислять по девять грамм свинца в их тупые черепушки! Других доводов они не понимают!
– Ты че дед, совсем ёб..лся на старости лет? – Бритый наголо молодчик, сдирающий с девчушки трусики, недобро оскалился, но предварительно стрельнул глазами по сторонам. – Вали нах отсель, бедолага, пока я добрый!
– Девочку отпустите и свалю! – Я продолжал стоять на своем, сжимая в ладони ручку трости так, что побелели пальцы.
Девчушка, уже не чаявшая увидеть хоть какого-то заступника, даже такого древнего, как говно мамонта, с новыми силами забилась в руках прижимающего её к стене гандона.
«Давай, родная, давай! Крутись, вырывайся! – мысленно подбадривал я её. – Другого шанса у тебя не будет!»
– Сява! А-а, сука! – вскрикнул бугай, когда девчонка вновь пустила в ход зубы. – Приземли этого старого пердуна! – И он отвесил девчонке оплеуху, от которой её голова резко мотнулась в сторону, а из носа брызнули струйки крови.
– Ща порешаем, братела! – Сява резко поднялся с корточек и, загребая пыль толстыми рубчатыми подошвами высоких башмаков, недобро надвинулся на меня. – Хана тебе, сморчок!
Он, не торопясь, подбирался ко мне, поигрывая накачанными руками и мощными грудными мышцами, едва не разрывающими белую майку, обтягивающую крепкий торс. Когда он выбрался под свет единственной лампы тусклого фонаря, я рассмотрел, что его руки покрыты сплошной синью татуировок. И вот нехорошие то были наколки – мерзкие! Насмотрелся я такие символы за годы войны, да и после… Такие метки разве что с кожей снимать, да прижигать каленым железом, чтобы не плодилась в нашем мире эта коричневая зараза! Слишком спокойно в мире стало, раз забывать такое начали и вновь напоказ выставлять.
Бритоголовый Сява тем временем подошел едва ли не вплотную и презрительно сплюнул прямо мне на башмаки.
– Готовься, старый, – расслабленно процедил он через губу, – твой паровоз отправляется в ад!
Нет, ну, не дебил ли? Не стоит недооценивать врага! Даже такую развалину, как я. Жаль, конечно, что я свой наградной наган с собой не захватил. Куда бы как легче «переговоры» прошли… Теперь-то чего жалеть? Трость в моей руке пришла в движение: я резко, насколько это возможно при суставах, побитых артритом, выставил её перед собой, слегка отведя рукоять назад. А затем, ухватив свободной ладонью за шафт[4], я со всей дури нанес удар. Словно бильярдный шар в лузу заколачивал. Утяжеленный металлический наконечник, да еще и слегка заостренный на конце (чтобы зимой по снежному накату не скользил), впился точно в солнышко ублюдку. Получи фашист гранату! Одного боялся – промазать, но бог миловал!