В тот час в огромном зале царила блаженная тишина, редкая для королевского дворца. Придворные не совещались за массивным столом из красного дуба, не обменивались сплетнями или шутками на позолоченном балконе. Просторная пустота этой комнаты давила, как и роскошные барельефы под потолком. Только один человек замер у оконного проема в толстой каменной стене. Он безмолвно глядел вниз, на широкий двор.
– Приветствую, государь, – с поклоном окликнул его Зетлаф.
Король обернулся.
Латист Игнистелл, достопочтенный властелин Гнилого королевства, был не стар, но и не молод – его возраст приближался к пятидесяти шести. В юности он слыл пригожим и пользовался немалым успехом у дам, но с годами отрастил горб и осунулся. Кожа короля стала дряблой и неровной, а под темной сединой волос местами поблескивал голый череп. Глаза Латиста были светло-серыми, почти прозрачными, и неизменно мокрыми. Когда с Его Величеством кто-то говорил, государь смотрел не в лицо собеседнику, а сквозь него, вдаль. Кажется, вечно думал о чем-то своем. Что ж, пищи для размышлений ему и впрямь хватало.
– Ты опоздал, – ворчливо упрекнул король.
– Я не явился вовремя, – снова склонил голову Зетлаф.
– Что тебя задержало?
– Разговор с городским возницей, – честно признался советник. – Я внушил ему, что больных гнилью нельзя показывать народу.
Король сердито пожевал наполовину беззубым ртом.
– Их действительно много, Зетлаф? Тех, кого эта напасть коснулась.
– Боюсь, что изрядно, государь, и число постоянно растет. Сама болезнь известна давно, с начала Гнилой эры, которой и подарила название. Но в наши годы она достигла поистине невероятных масштабов.
– Так ли необходимо свозить бедолаг во дворец? – нахмурился Латист. – Если здесь кто-нибудь подцепит заразу…
– Позвольте, Ваше Величество. Эта болезнь не похожа на остальные. Судя по всему, она не переходит от человека к человеку. Мы не встречали таких примеров. Звучит странно, но хворь как будто выбирает жертв случайно. Сколько ни копай, между ними нет связи.
– Есть, – возразил король с нерушимой убежденностью в голосе. – Они грешны. Возможно, чуть больше прочих. Скользкие мысли и липкие речи отравляют не только души. Они также уродуют наши тела. Подлецов развелось столько, что Глотка уже не вмещает. Она выплевывает их наружу, Зетлаф. Вот почему они гниют. Глотка стала их переваривать, да так и не закончила.