– Верно, привез, – согласился советник. – Напомни, куда именно?
Возница озадаченно заморгал.
– Так ведь сюда, господин. Во двор замка.
– С этим трудно поспорить. И давно ли ты возишь их сюда? – уточнил Зетлаф.
– Никак нет, – поклонился возница. – Впервые. Раньше-то мертвяков жгли за городом, на кладбище возле храма.
– И отчего же так больше не делают?
– По вашему, простите великодушно, приказу. Мне передали, что вы велели спалить тела подальше от народа, а прах развеять по ветру где-нибудь на безлюдном берегу Змеевертки.
– Да, – кивнул Зетлаф. – Но почему?
– Из-за гнили, господин. Уж больно она расплодилась. Сам я на эти туши смотрел, ну точно покойнички. А после смекнул, что они шевелятся. То пальцами дергают, то зрачками водят. Живые, стало быть. Живые, но гниют. Негоже пугать людей подобным.
Зетлаф наигранно хлопнул в ладоши перед носом возницы. Тот вздрогнул и по-черепашьи втянул жирную шею в плечи.
– Что за умница, – насмешливо похвалил советник. – И как, скажи на милость, ты намерен это скрыть, если катаешь больных в телеге напоказ всему городу?
Возница хотел что-то ответить, но только молча потупился. Весь его облик выражал бесконечное раскаяние. Зетлаф выдохнул, скорее устало, чем раздраженно, и выпустил смятый воротник толстяка.
– Ладно, ступай. И впредь чтоб такое не повторялось. Хоть прикрывай их чем-то.
Упрашивать мужичка не пришлось. Он в ужасе ринулся куда-то за кухню, утратив к разгрузке телеги всякий заметный интерес.
Зетлаф глянул на часы дворцовой башни, которые извещали Закатный город о времени. В стране уже пять веков не сменялись день и ночь. Две громадные стрелки были единственной мерой суток в вечном утреннем мареве. И сейчас они выдавали, насколько же сильно Зетлаф опаздывал. Мысленно проклиная скандального возницу, советник сбросил заляпанный плащ и поспешил к лестнице в замок. Кусок рваной ткани так и остался лежать на земле.
Зал заседаний располагался на втором этаже западного крыла. К нему примыкал длинный извилистый коридор. На стенах висели поблекшие и полинявшие гобелены. Некогда алый фамильный цвет Игнистеллов сделался грязно-желтым, и не все сюжеты было легко узнать из истории. Глядя на эти сцены, Зетлаф каждый раз думал, что лишь глупцы считают время эфемерным. Советник отчетливо видел его форму. Вот оно – плотный слой пыли, червоточина в трухлявом дереве, тусклые от старости картины. И гниль, конечно. Без гнили никак не обойтись.