– А ещё у тебя будет самая сухая хижина и много жён. А подданные будут приносить тебе самые крупные орехи и самые спелые плоды, – продолжала щебетать Зягура.
Электричка въехала в город. Домишки сменились гигантскими сотами многоэтажек. Вдоль железной дороги растянулось шоссе, и побежали по нему лупоглазые автомобили. А Зягура всё расписывала прелести королевской жизни.
– Каждый житель Зулумбии станет твоим добровольным рабом и предоставит тебе право первого куска мяса.
При слове «мясо» желудок Семёна уныло сжался.
– Это как – «право первого куска»?
– Охотники будут приносить тебе пойманную дичь и просить разрешения её съесть. А ты сперва отрежешь себе лучший кусок и выберешь самые сладкие мозговые кости. А если что-то останется, отдашь им.
– Зягура, не смогу я на тебе жениться, – вздохнул Семён. – Мне и самому сейчас есть нечего, а теперь ещё и тебя кормить придётся.
– О, пусть моего господина это не волнует! – с жаром откликнулась Зягура. – Я могу прокормиться сама и смогу прокормить мужа, каким бы неурожайным не выдался год.
Они вышли из электрички, прошли по мокрому от дождя перрону и нырнули в метро. В электрическом свете среди цивильно одетых граждан Зягура смотрелась бомжом, затесавшимся на светскую вечеринку. Пассажиры с удивлением пялились на её босые ноги и торчащие из-под растянутого свитера листья папоротника. А Зягура встречала эти бесцеремонные взгляды с королевским достоинством, светилась от гордости и продолжала нести ахинею:
– Ещё у тебя будет право первой ночи. Самые красивые девушки почтут за честь потерять девственность на твоей пальмовой подстилке.
– Зягура, ты помолчала бы, пока мы не доехали, а? – не выдержал Семён, поймав на себе возмущённый взгляд дамы в синем костюме.
– Как будет угодно моему повелителю, – поклонилась Зягура и заткнулась в почтительном молчании.
Молчала она недолго. Как только они выбрались на поверхность и двинулись по опустевшим улицам в сторону дома, Зягура завела старую песню:
– Все-все в Зулумбии будет принадлежать тебе. Все-все до последнего камня на дороге. Каждый дикий слон, каждый попугай и каждая лиана будут иметь метку с твоим высочайшем именем. И ни один зулумбийский цветок не будет сорван без твоего разрешения!
Семён, оставшись в одной футболке, зябко ёжился и пытался отогреть руки в карманах джинсов. В кроссовках хлюпало, и промокшие до колен штанины противно облепили ноги. А Зягура бодро шлёпала босиком по лужам и, казалось, не чувствовала ни холода, ни усталости.