Пауза в их передвижении длилась совсем недолго – лишь несколько минут, пока они не перевели дыхание. Опустив рюкзаки и скинув свои рваные куртки, путники отхлебнули горькой технической воды из пластиковых канистр, её едва хватало, чтобы смочить губы. Даже в воздухе чувствовалась неотступная горечь химии, давящая на лёгкие, и казалось, что сам закат пропитан густыми испарениями, способными отравить разум. Мальчишка тяжело дышал, у него кружилась голова, но он старался не отставать. Его преследовал приглушённый звон в ушах, как эхо чьего-то далёкого стука по металлической переборке.
Старик Грант нахмурился, глядя на западающее солнце. Кровать ночи здесь не сулила успокоения – на равнине невозможно найти укромное место без риска умереть во сне от когтей нечеловеческих существ или пуль банд, бродящих по пустоши. По правде говоря, путники сами были живыми тенями в этом мире, чуждыми и страшными. Каждый из них, исключая только мальчишку, на своей совести нёс кровь; каждый был готов нажать на курок, чтобы выжить. Здесь царил закон грубой силы – смешение самообороны и безумия, где порой никто не мог сказать, где заканчивается неизбежная жестокость и начинается безграничная тьма.
За остатком бетонного монумента, корчась, высилась массивная стена, некогда принадлежавшая военному заводу. Целого завода уже не существовало, зато в стенах зияли многочисленные дыры и трещины – птицы, которых уже почти не осталось, нашли бы там прибежище, но человек сюда опасался входить без веских причин. Внутри царила гниющая пустота, ползали гигантские крысы-мутанты или пауки-убийцы; попадались и капканы, оставленные кем-то в надежде поймать забредшего путника. Но тут, на привале, могла быть хоть какая-то защита от ветра. Проводник, прищурившись, сунулся в одну из разломанных арок, вытащил карманный фонарь и, не говоря ни слова, исчез внутри. Остальные ждали.
Пока они стояли, дожидаясь сигнала, мальчишка ощупал свои карманы – там было пусто, лишь в одном завалялся ножик, в другом – примитивная зажигалка. Ему припомнились слова матери, сказанные когда-то про будущее: «Возможно, тебе достанется мир лучше нашего». Страшно было сознавать, что этот давний женский шёпот давно исчез из его памяти, и лишь неумолимый песок времени скрипел в его сознании, как ржавая шестерёнка. Он не знал, почему зацепился за эту группу; может, надеялся, что вместе они найдут безопасное место. Или просто боялся остаться один.