Жнец отвернулся. В желудке скрутило – не от болезни, от стыда.
Второй акт: «Смерть в тридцати вариациях»
На сцене разыгрывали сцену казни. Фауст, привязанный к колесу с шипами, пел арию на языке, который Жнец слышал лишь в кошмарах. Каждое слово оставляло шрамы на его ладонях.
– «Ты думал, что ад – это место? – пел Фауст, выплевывая зубы. – Нет. Это состояние души, которую забыли выключить».
Геннадий задремал, уронив голову на плечо Жнеца. Его храп сливался с музыкой, создавая диссонанс, от которого трескались кости в скелете дирижера.
– Проснись, – тряхнул его Жнец. – Нам пора.
– Куда?
– Взять то, что наше.
Они прокрались за кулисы, где пахло формалином и предательством. Стеллажи с костюмами шептали проклятия, когда Жнец рылся в них, выискивая плащ с капюшоном теней.
– Надень это, – он швырнул Геннадию мантию с глазами на спине. – И не говори ни слова.
Коридор за кулисами вился, как кишка, усеянная дверьми с номерами вместо имен. За одной из них стонал знакомый голос. Жнец приоткрыл ее – в комнате, обитой зеркалами, висел Альберт. Его душа, прикованная цепями к потолку, пульсировала, как сердце в руках убийцы.
– Вытащи его, – приказал Жнец Геннадию.
– А как?
– Съешь цепи.
Геннадий сморщился, но впился зубами в звенья. Металл зашипел, растворяясь в его слюне. Альберт упал на пол, его душа забилась в углу, как раненая птица.
– Бежим, – Жнец сунул душу в карман, откуда послышался стук – будто крошечные кулаки били по ткани.
Коридор задрожал. Стены сомкнулись, вытолкнув их в уборную, где зеркала показывали правду. Жнец увидел себя – скелет, обтянутый кожей, с опухолью вместо сердца. Геннадий – мужчину в костюме, с лицом, изъеденным червями сомнений.
– Ты… это ты? – Геннадий тронул отражение.
– Нет. Это то, что от тебя осталось.
Из зеркала вышла Лия. Ее тело было сшито из теней и обрывков его памяти.
– Они знают, – прошептала она. – Они идут.
Дверь распахнулась. Демиург в маске из расплавленных монет шагнул внутрь.
– Вор, – прогремело в голове Жнеца. – Отдай душу.
Геннадий бросил в него банку с краской. Жидкость брызнула, превратившись в рой ос, жалящих пустоту.
– БЕГИ! – заревел он, хватая Жнеца за руку.
Они вывалились в реальный мир через разлом в стене общественного туалета. Дождь хлестал по мусорным бакам, запах духов смешивался с вонью разложения. Прохожие, прячась под зонтами, шарахались от двух мокрых бродяг, один из которых смеялся, а второй – плевался кровью.