Но мама его любила, звала все время: «Чуня, Чуня!» Была очень довольна, если последний, соизволив оторваться от азартного поедания какого-нибудь салатного листа, поднимал на нее бусинки глаз. Когда она уезжала в больницу, то какое-то время ходила по квартире, из комнаты в комнату, вспоминая, не забыла ли чего. Потом пришла на кухню, села на табуретку и все повторяла: «Чуня, Чуня…» Зверек стоял на задних лапках, а передними смешно тряс прутья клетки. Я же, как всегда, очень спешил. Мне надо было куда-то по очень важным, как тогда казалось, делам. Я торопил маму. Она покорно кивнула, тяжело встала, но на пороге кухни остановилась и опять позвала: «Чуня!» Я раздраженно прервал ее, сказав, что опаздываю. На такси мы поехали в больницу. Мама из нее не вышла. А Чуня прожил у нас еще пару лет. Хотя жизнь морских свинок гораздо короче, чем у людей.
Колыбель качает кошка.
Две веревочки крестом.
Опоздай я хоть немножко,
Что бы делали потом?
Тает в утренней прохладе
Пряный запах табака.
Ты успел? Я очень рада.
А теперь, прости. Пока!
ЭКЗАМЕНЫ. ЧАСТЬ 1
Глядя на нынешний филологический факультет, трудно представить, что в наше время парней было около трети всех студентов. Объяснялось это двумя причинами: наличием отделения РКИ, на котором я и учился, и существованием рабфака. При приёме на РКИ действовал принцип, как бы сейчас сказали, гендерной дискриминации. Из 35 учившихся на нашем отделении человек девчонок было всего 9. На рабфаке барышень было ещё меньше. Именно через рабфак попал на русское отделение Джабраил Мерзалиев (по-моему, фамилия его звучала именно так). Был он из какого-то городка, затерявшегося высоко в горах Кавказа. Отличали его золотой зуб, гордо сверкавший в верхней челюсти, и совершенная квадратность фигуры: его маленький рост был практически равен ширине могучих плеч. Джабик выступал в одном из лёгких весов за команду МГУ по борьбе. Несмотря на то, что он проучился в Москве 6 лет (с учётом рабфака), по-русски говорил с чудовищным акцентом. Выдающимся интеллектом он, мягко говоря, наделён не был, но парень был добрый, порядочный, к нему на факультете относились с симпатией. При распределении все старательно пытались избежать работы в школе. Джабика же направили именно в школу в его родном городке. Он сиял и был страшно доволен. Когда его спросили о причинах подобной радости, Джабик пояснил (неподражаемый акцент я, к сожалению, на письме передать не смогу): «Вах! Я мужчина, в Москва учился, партийный – через 5 лет директор школы буду!» «А на фига тебе это?» «Ты дурак глупый? Сын начальника милиции в школа учится, сын главврача в школа учится, сын начальника горкома в школа учится… Я большой человек скоро буду».