– Простите, а почему же он неистовствовал?
– Из-за женщины, конечно, – не задумываясь, рапортовал Ахманов.
Профессор внимательно посмотрел на Шуру и заметил:
– Мне кажется, молодой человек, что в знании данного произведения мировой литературы Вы девственно чисты.
– Не лишайте меня моей последней девственности! – взмолился Ахманов.
– Не буду, – ответил Цуринов и поставил «тройку».
БАБУШКА СТАРЕНЬКАЯ
Она умерла на 97-м году жизни. Мне к тому времени было 6. Я очень хорошо ее помню. Никакой бабушкой она мне не была, она вообще не была нашей родственницей. Надо сказать, что дед моей бабушки был, мягко говоря, весьма состоятельным человеком, хотя и происходил из крепостных. Он-то и выписал из родной тамбовской деревни 13-летнюю сироту, чтобы нянчить его дочку, мою прабабушку. Она была единственной и любимой дочкой, родившейся после восьми сыновей. Появившись в доме, чтобы нянчить маму моей настоящей бабушки, она нянчила потом и эту самую бабушку, ее сестер и брата, мою тетю, моего отца, моего двоюродного брата.
Она давно стала полноценным членом семьи. Меня ей все же на руки не давали, но возилась она со мной, как и со всеми предыдущими детьми. Была очень доброй, рассказывала ужасно интересные истории, жила принципиально на кухне, отказываясь от любого комфорта.
Все поколения нашей семьи пытались научить бабушку старенькую читать. Последним в этом ряду оказался я. Все усилия оказались тщетными, уж не знаю почему. Она была очень религиозной и крестила всех детей нашей семьи, некоторых тайно. На подоконнике в кухне стояли иконки. Особенно запомнилась мне одна, изображающая Вседержителя, строго, даже чуть сердито смотревшего, казалось, прямо на меня. На ней было очень много золотой краски, что чрезвычайно меня привлекало. Заметив мой повышенный интерес именно к этой иконке и небезосновательно полагая, что оный может привести к какой-нибудь шкоде с моей стороны, бабушка старенькая торжественно сообщила, что если я буду трогать эту картинку, то добрый Боженька немедленно убьет меня молнией. На меня это произвело впечатление, к иконке я не прикасался, осторожно рассматривая ее со стороны. Таковым было мое первое приобщение к религиозной жизни.
Бабушка старенькая пекла поразительно вкусные лепешки, так и называвшиеся «бабушкины лепешки», до коих я был большой охотник. И не любила советскую власть. Рецепт этого кулинарного чуда был безвозвратно утерян, позже не стало и советской власти. Не то чтобы я сильно тосковал без них, но бабушкиных лепешек с удовольствием бы отведал. А с советской властью… Не знаю, привык я к ней как-то, что ли. От некоторых вещей так до сих пор и не могу отвыкнуть. Нелюбовь же к тому, отчего я никак не отвыкну, объяснялась просто: бабушка старенькая была убежденной и несгибаемой монархисткой. Не знаю почему, только констатирую факт, который она никогда и не скрывала несмотря ни на что.