– Простите, – вдруг сказал он, подняв голову. – Вы так внимательно смотрите… У меня что-то не так с галстуком?
– Нет-нет, что вы! – она смутилась как девочка. – Я просто… задумалась. Давно не слышала живой музыки.
– Боюсь, моё исполнение сейчас больше похоже на издевательство над Бетховеном, – он горько усмехнулся, подняв правую руку. Пальцы заметно дрожали.
– Зато с чувством, – возразила она. – Знаете, технику можно восстановить, а вот душу в музыку не каждый вложить может.
Его глаза удивлённо блеснули: – Вы разбираетесь в музыке?
– Когда-то училась… – она запнулась. – Очень давно.
– Тогда позвольте исправить ваше долгое музыкальное одиночество, – он галантно поклонился и направился к инструменту.
Воспоминания нахлынули волной: вот она, семнадцатилетняя, берёт первые аккорды на старом пианино. Вот Миша дарит ей билеты в консерваторию на их первую годовщину. "Ты должна вернуться к музыке, Анюта," – говорил он. Вот дочка учится играть "Собачий вальс", а она украдкой смахивает слезы, понимая – не сбылось, не вернулась…
– Не составите компанию? – Борис Александрович похлопал по месту рядом на банкетке. – Может, сыграем в четыре руки? Мои правая и ваша левая как раз составят одного приличного пианиста.
– Что вы, я всё забыла давно… – она невольно спрятала руки в складках платья.
– Музыку нельзя забыть, – он мягко улыбнулся, и от этой улыбки морщинки в уголках его глаз сложились в лучики. – Она живёт в сердце. Как и всё настоящее.
Три месяца пролетели как один день. Каждое утро начиналось с музыки – теперь они играли в четыре руки, его дрожащие пальцы и её неуверенные касания складывались в удивительную гармонию. После завтрака гуляли по парку, где облетающие листья кружились в своём прощальном вальсе.
– Знаете, Анна Петровна, – говорил Борис Александрович, когда они сидели на их любимой скамейке, – я всю жизнь учил других музыке, но только сейчас по-настоящему понял её язык.
– Как это? – она поправила шаль на плечах.
– Раньше я гнался за совершенством техники. А теперь… – он посмотрел на свои дрожащие руки. – Теперь я слышу музыку в шелесте листьев, в стуке дождя по карнизу, в вашем смехе…
По вечерам они сидели в библиотеке. Он рассказывал о своих учениках – вундеркиндах и двоечниках, о гастролях и конкурсах. Она – о сложных операциях, о спасённых жизнях, о минутах отчаяния и торжества.