– Это больше не моя школа. – Я опускаю глаза и стараюсь говорить как можно более безразличным тоном: – Есть мысли, как начался пожар?
– Понятия не имею, но пожарные штата выяснили, где он начался.
– Правда?
Я ковыряю царапину на деревянном столе. Мне и самой это известно, но очень не нравится слышать подтверждение.
– И где же?
– Возле Провала, в лесу около пляжа. Дознаватели подозревают поджог.
– То есть умышленный?
Он улыбается, потому что поджог может быть только умышленным.
– Для естественного возгорания было достаточно влажно и не было молнии. Я же говорил тебе, Букашка, что тут виноват человек. Мы не знаем, был ли там злой умысел, но кто-то принес огонь в лес и возгорание произошло не случайно.
– Может быть, неполадки на линии электропередачи?
– Маловероятно, – отвечает он. – Энергетики в полдень отключили электричество. Но следователи приехали опытные, они разберутся. – Он вздыхает. – Ты привезла домой фотоальбом?
– Да. – Я вспоминаю о Мо и Люке, которые потеряли все семейные архивы.
Отец откидывается на спинку стула.
– Прости, что не смог присоединиться к тебе в Бишопе. Тебя должен был сопровождать кто-нибудь из взрослых.
Перевожу на обычный язык: «Тебя должна была сопровождать мать». За отцом такое водится: он до сих пор колеблется между чувством вины за арест мамы и горечью утраты.
– Все в порядке, пап. Со мной были миссис Сандовал и друзья.
– Чудовища. Тогда хорошо. – Он со стоном потягивается, и я слышу, как хрустит у него в спине. Потом отец поворачивается ко мне и говорит с тяжелым, каменным взглядом: – Мы поймаем виновного в этом пожаре. Он ответит за все.
Ответит за все? Я чувствую, как кровь отливает от лица. «Пап, ты сейчас смотришь на виновного». В ушах начинается звон. До сих пор я полностью не осознавала, что, солгав, вступаю в противостояние с собственным отцом. Я представляю себе, что будет, если я сознаюсь прямо здесь и сейчас. Сначала папа не поверит. Потом до него дойдет, и от разочарования его лицо вытянется в хмурую гримасу. Затем последует вспышка гнева, потом скорбь и самобичевание. Он арестует меня и будет сам себя за это ненавидеть. Возможно, даже бросит: «Вся в мать!»
Проходит мгновение, и отец стучит костяшками пальцев по столу.
– Я поехал. Запомни: здесь есть нельзя. Если сегодня будет время, выкинь всю еду. Она загрязнена. – Он крепко прижимает меня к себе. – Я люблю тебя, Букашка.