Закончив, наконец, любоваться, Эндрю шлепал босыми ногами в спальню, оставляя дверь нараспашку, как будто они не услышали бы рева Кирсти, даже находясь в бетонном бункере. Она отложила книгу. Ее руки были маслянистыми от крема.
– Что будем делать? – спросила она.
Он понял, что она имеет в виду. Ни о чем другом они сейчас и думать не могли.
– Я и забыл, что у нее есть дочь. Наверное, просто принимал это как данность. На нее всегда можно было положиться.
– Хм…
И с чего Кейт так разозлилась? Оливия уж точно не обязана им помогать. Она и так сделала слишком много – больше, чем бабушки и дедушки, вместе взятые. Родители Кейт слишком пугались припадков Кирсти, чтобы от них был хоть какой-то толк, а родители Эндрю просто притворялись, что все в порядке, и покупали одежду и игрушки, которые подошли бы обычному двухлетнему ребенку, но никак не подходили тому ребенку, который существовал на самом деле.
Эндрю тяжело опустился на край кровати.
– Я не могу больше брать отгулы. Это по его глазам видно. Я и так хожу по тонкому льду.
«Он» – это Мартин, человек, которого Кейт никогда не встречала, но от которого ее жизнь зависела сильнее, чем казалось возможным.
Кейт представила себе катастрофическую неделю в одиночестве. С семи утра до девяти вечера. С детьми на руках без посторонней помощи.
– Может, Оливия сможет привести ее к нам?
– Дочку? Как ее зовут?
– Она зовет девочку Делией. Думаю, это от Корделии. Никогда не понимала, зачем люди называют детей в честь персонажей, погибших ужасной смертью.
Откуда эта последняя фраза? Прежняя Кейт, Милая Кейт, ни за что бы такого не сказала. Во всяком случае, вслух.
– Делия. Милое имя.
Она практически видела, как в его голове формируется мысль: «Если у нас будет еще… Когда у нас будет еще…» Кейт охватила паника. Что угодно, лишь бы он этого не произнес.
– Я их приглашу.
– А она никогда не говорила, почему девочка живет не с ней?
Эндрю лег в кровать и потянулся за своей книгой. Кейт читала или, вернее, делала вид, что читала «Загадочное ночное убийство собаки» (с таким ребенком она, наверное, смогла бы справиться, и у нее перехватило дыхание от чувства вины и ревности при этой мысли), а ее муж уже больше года пытался одолеть «Шантарам».
– Не хотела совать нос в чужие дела.
Да и, на самом деле, прежде ее это почти не волновало. А если уж совсем честно, то она была слишком поглощена собственными несчастьями. Вот так обычно и бывает, когда впускаешь кого-то в свою жизнь. Ты начинаешь беспокоиться за них, интересоваться их жизнью.