Эндрю оставался на заднем плане, укладывал детей спать и чистил им зубы, пытаясь объяснить Адаму происходящее, пока она расхаживала по гостиной, отвечая на звонки. В какой-то момент во время разговора по мобильному зазвонил домашний телефон, и Эндрю поднес трубку к ее уху. Знакомый голос произнес «Алло?», и она с отрешенностью поняла, что это был он, Дэвид.
– Надеюсь, ты не против, что я позвонил?
Кейт была и так шокирована, услышав его голос, словно с их расставания прошло уже несколько месяцев.
– Я немного занята.
– Хотел сказать, что мне очень жаль твою подругу. Похоже, что она… она была замечательной.
«Нет, – подумала Кейт. – Ты бы возненавидел ее за постоянные излишне откровенные разговоры, за недостаток воспитания, за вульгарные наряды, но у нее в одном мизинце было больше храбрости, чем у тебя будет за всю жизнь».
– А еще… Ты здорово смотрелась на экране. Как всегда. Знаешь, если ты решишь найти постоянную работу, мы будем рады снова видеть тебя.
Кейт огляделась. Эндрю притворился, что прибирается на кухне. Знал ли он? Сейчас это ее не заботило.
– Боюсь, не могу, – ответила она холодно и отчужденно. – Видишь ли, мой ребенок-инвалид еще жив. Так что я должна заботиться о дочери.
Дэвид не сказал ничего. Возможно, она и могла бы простить его за то, что он несколько дней не давал о себе знать. Возможно, дело было просто в чувстве стыда и нервах и на самом деле он действительно ее хотел. Но она не собиралась ждать, когда он все же решится.
– Спасибо, что позвонил.
Она положила трубку. Эндрю посмотрел на нее, словно наконец собираясь что-то сказать. Телефон зазвонил снова. Кейт взяла трубку. Она сделала выбор. Она сделала выбор.
Лежа в кровати в тот вечер, она смотрела на себя на экране телевизора. Вот она стоит перед домом, одетая в джинсы и жилет, волосы распущены. Выглядит злой и довольно красивой.
– Эйми любила Дилана, – сказала она телевизионщикам. – Некоторые могут спросить, как мать может поступить так со своим ребенком. Что ж, вы должны понимать, что значит постоянно видеть любимого ребенка, который живет с вечной болью, в непрерывном смятении, которого каждый день дразнят, на которого глазеют. Который никогда не сможет сказать, как он тебя любит, или назвать тебя мамой, или самостоятельно сходить в туалет. Дилану было почти девятнадцать, но он все еще носил подгузники. У него было достаточно сил, чтобы нокаутировать Эйми, но он не умел говорить и есть без посторонней помощи. Его тело прошло пубертатный период, но мозг остался как у младенца. Прежде чем судить, спросите себя: смогли бы вы жить с этим?