За час она добирается до вершины. Коза ровно там, где она оставила ее накануне, – привязана веревкой к глубоко вбитому колу. Глаза с вытянутыми зрачками наградили женщину внимательным взглядом, и животное снова принимается жевать траву.
Натужно охнув, Хонуфа с трудом выдергивает кол из земли, отвязывает козу и хлопает ее по крупу. Коза, заблеяв, ковыляет прочь. Она знает дорогу до дома, да и при спуске по крутому склону чувствует себя уверенней, чем женщина.
Хонуфа уже собирается тронуться следом, но замирает, чтобы взглянуть на небо. Оно ясное, за исключением нескольких перистых облаков, напоминающих побеги дикого сахарного тростника. На горизонте медленно, неспешно тоже плывут облака.
А что, если на этот раз Лодочник ошибся?
Она направляется к близлежащей поляне в кольце сосен. В середине – неприметная продолговатая могилка, огороженная бамбуковыми палками, которые уже успели истлеть на морском воздухе.
За исключением ветра, свистящего среди ветвей, стоит гробовая тишина. Хонуфа замирает. Как всегда, ее переполняют эмоции. Чувствуя себя чужаком, она черпает силу, упиваясь красотой окружающего мира.
«Восемнадцать лет. Сейчас ты был бы уже совсем взрослым, сынок».
С момента ее последнего визита на могиле успели вырасти лилии. Сейчас они подрагивают и качаются на ветру. Хонуфа как можно аккуратнее срывает три цветка и тихо прощается с сыном.
Неподалеку от могилы находится заброшенный храм. Он уже порос молодыми деревцами бодхи, вздымающимися над ним словно рога, их корни цепляются за осыпающиеся камни святилища.
Хонуфа замирает перед входом. В ее руках цветы – для подношения. Мрак внутри храма будто живой. Он манит ее. Слышится, как в темноте снуют попискивающие мыши. Хонуфа знает, кто ждет ее в храме.
Женщина переминается с ноги на ногу на пороге святилища, собираясь с духом. Она отдает себе отчет в том, что сейчас ей предстоит предать свою веру. Прежде чем войти, Хонуфа закрывает глаза и прижимает ладонь к прохладной, сулящей покой стене храма.
Стоит Хонуфе войти, как она тут же погружается в безбрежный мрак и тишину, над которыми, кажется, не властно само время. Она снова замирает и ждет, когда ее глаза привыкнут к темноте. Пол холодит огрубевшую мозолистую кожу ступней.
Зал десять шагов в поперечнике. На дальнем его конце, залитая светом, проникающим сквозь многочисленные дыры в крыше, – женщина дикой, невероятной красоты: высокая, синекожая, в ожерелье из черепов и юбке из отрубленных человеческих конечностей. Высунутый язык свисает ниже подбородка и указывает кончиком на сраженного демона у ее ног.