– Хотя бы этого хорька вонючего поймать, кто убег, и вертухая – лучше мертвым, чем живым! Из-под земли, откуда хочешь! И снова – в землю, гы-гы. Вообще всех там смени, зажрались!
– А с этими тремя, что?
– Да ничего. Пусть лечатся. Поглядим.
Однако порядок есть порядок, не зря он сам возникает из хаоса и сам же себя поддерживает. Одно дело сидеть в кабинетах и раздавать указивки, другое дело – реально управлять конкретными жизненными обстоятельствами. И уж раз заведен был – никто уже и не помнит кем, когда и зачем, – порядок в нашем загородном медучреждении, изменить его не в силах никакое начальство, никакие приказы и вообще никакие посторонние силы. Порядок срабатывает сам. Если нет особого распоряжения главврача, или коменданта, или начальника смены, – а кто враг себе, такие распоряжения отдавать? – все пациенты санатория подлежат полной санации – дело в том, что о существовании санатория никто не должен знать. Выход – либо на самый верх, на ковровые дорожки, в вип-аппартаменты, либо на два метра ниже уровня почвы. Либо полное выздоровление, либо коварная болезнь опять взяла свое.
Так что в кабинете, куда нам больше заглянуть, надеюсь, не придется, опять разыгралась неприятная сцена. Хозяин кабинета не кричал, не бранился, не топал ногой, нет. Он холодно смотрел, шипел змеей, унижал и издевался.
– Что ты вообще можешь? – три раза подряд – то убегут, то помрут, а если они еще и оживут где-нибудь, а? Молчи, козел. Предателя так и не поймал? Недоделок. Так. Вынь все из карманов, все вот сюда. Так. Снимай штаны. Носки. Трусы. Нет, пиджак оставь. Пойдешь напротив, на улицу, в киоск, да-да, возьмешь мне пачку «Парламент Лайт». Я в окно буду смотреть. Потом решу, что с тобой делать. Пошел.
– А деньги?
– А зачем тебе деньги, привыкай жить без денег, от них вся порча, гы-гы. Пошел, быстро, плесень.
И при всем динамизме и эмоциональной нагруженности сцена теряет для нас всякий интерес – то ли потому, что интерес переместился на улицу, к табачке, – нечасто такое можно увидеть, – то ли потому, что вип-персонажи в нашей повести уже больше не нужны, то ли потому, что они в самом деле совершенно неинтересные. Решайте сами. Да и вообще дальше нам будет не до литературных фокусов и фантазий.
Глава 4 (начало)
Тимур
Его история – и вполне закономерная, и в то же время уникальная, как почти у каждого из нас, – складывалась как мозаика из кусочков стандартной жизненной смальты в некий узор, может быть и задуманный кем-то, но получившийся, тем не менее, спонтанно. Рос он обычным городским мальчиком, учился на 2, 3 и 5 – если, конечно, было что-то интересное в школе. Хотя вряд ли, кроме его любимых занятий, неинтересно было все – свекольно-грязная громада школы высилась над кособокими домишками, как бастион муштры, скуки и гнета, как фальшивый оплот дидактики и государственности в сереньком рабочем районе. Тимур почему-то запомнил директрису школы – огромную тучную еврейку, вечно гневливую, мощным голосом выкрикивающую нормы школьной жизни «Не бегать!», «Не шуметь!» «Не стоять у стены!» И еще какие-то, настолько же абсурдные, насколько и важные и обязательные к исполнению. Директриса была на хорошем счету у районного начальства, может, у нее и были какие-то управленческие таланты, но детей она ненавидела всей своей экзотической душой и не в силах была это скрыть. Врожденную греховность человека она, видимо, решила выжигать огнем в самом нежном возрасте, когда детям так нужны любовь и забота. Плюсом такой педагогики были надежные заборы, выросшие в детских душах, куда ни взрослым, ни их идеологическим святыням ходу не было. Мальчишки, как водится, взахлеб читали под партой приключения, фантастику и исторические книжки, мастерили кораблики и самолетики, радиоприемники и телескопы. Вот эта страсть к дальновидению и привела Тимура сначала во дворец пионеров, а потом в университет, где он оставался аспирантом ровно до того дня, когда сердце, разум и друзья не призвали его на фронт демократических преобразований в масштабе всей страны, а стало быть – и планеты. А что, к таким категориям астрономия вполне адаптирована, даже Золотого петушка принес царю Додону звездочет.