– N. знает о моём состоянии?
– Знает, – отвечает сын.
И после этого Человек отворачивается к стенке и лежит молча. Наверное, он перебирает в памяти свой путь на этой грешной земле? Думает о своих грехах? Обращается к Богу? Просит прощения? Все люди грешные… Не согрешишь – не покаешься. Главное в этой пословице – покаяние. Был коммунистом. Старался быть справедливым и честным, верил партии, не нарушал её установок… Отвернулся от Бога? Он никогда не верил, поэтому и не отворачивался. Верил в добро, в справедливость? Вряд ли. Жил так, как нужно было жить коммунисту и руководителю. Не воровал, не убивал, не… Боялся? Да, он боялся, потому что застал сталинское время. Все боялись… Ушёл Сталин в мир иной, но Человек не перестал опасаться, оставался скрытным и осторожным… Пришли хрущёвские времена. Он продолжал жить тихо, с оглядкой на закон, на мнение общества, на начальство. Грянула перестройка, а с ней и демократия. И он понял, что теперь его час настал, а приватизация окончательно развязала ему руки – нарисовал бизнес-схемы по перекачке государственной собственности в свой карман, расставил людей, привлёк сына. Потекли деньги ручьями. Самое время жить и радоваться жизни. И вот тебе на – новая болезнь.
Может быть, об этом он думал, отвернувшись к стене на больничной койке? О том, что первые хвори были предупреждением Неба, а он не прислушался, не остановился? Может быть, каялся и молился? Хотя вряд ли молился – молитв он не знал. Каялся? Каяться мог. В палату пришёл приглашённый священник, исповедал и причастил умирающего. Только ему известны последние слова Человека. Только священнику и Богу. Первый не скажет – тайна исповеди. А Всевышний, если скажет, то Человеку при встрече с ним там, в другом мире. В мире более светлом и справедливом, куда нажитое на земле не заберёшь. Царствие Небесное почившему рабу Божьему! Улетела его душа с грешной земли, ему встречаться с Богом, ему перед Ним ответ держать!
Сын доставил бренное тело своего отца на Сахалин, назначили день похорон. Всё было достойно и уважительно: в день прощания с усопшим в Доме культуры мореходов у гроба стоял караул из руководителей «мореходства», были горы цветов. Горестные лица родственников, печальные лица друзей и коллег. Похоронили на городском кладбище, на возвышенности, откуда виден Татарский пролив, морские суда и чёрно-белые красавцы-паромы, связывающие остров с материком. Опускали гроб в сахалинскую землю, и в это время донёсся гудок из гавани. И как ответ ему, что-то пропела тонким голоском незримая пичуга. Словно перекличка корабля и отлетевшей от тела души Человека. Застучали комья земли о крышку гроба. Люди расходились с кладбища, оставляя свеженасыпанный горб с деревянным крестом над ним. Жил Человек, и нет Человека… Остались печаль и грусть, и они тоже не вечные. Да ещё остался монументальный памятник на могиле, памятник Человеку, смотрящему в море. И памятники… они тоже не вечные.