Теперь самое время осмотреть дом. Не такой уж он и маленький. Есть большой, неплохо обставленный зал с дорогим ковром на полу и камином. Как бы пожара не сделать. Слева в торце находятся мои покои, справа – кухня и комнатки для слуг, которых у меня четверо: кроме Мирона и двух баб, есть и мой незадачливый таксист Тимоха, но он живет в своей собственной избе. Ну как своей? У своего отца. Остальные живут тут, в доме, где у каждого своя комнатка.
В барском крыле – ещё три большие комнаты. Одна из них – моя бывшая детская, как я понял. Позже гляну. Во дворе отмечаю фруктовые деревья, крепкий забор и широкие ворота с калиткой. Как раз в этот момент калитка открылась, и во двор зашёл Тимоха. Вид у него, мягко говоря, был нерадостный.
– Ну что, вредитель! Загубил коня? – подмигивая конюху, говорю я притворно сурово.
– Розог ему, надобно, велеть выписать! – неожиданно кровожадно молвил мужик с дровами.
– А, пожалуй, велю задать ему плетей тридцать! – подхватил я, входя в роль, да так, что сам себе удивился.
– Помилуй, барин, за что плети-то? – неожиданно заступилась за конюха Матрена. – Розги ему – и хватит! Герман там виноват! Он заступил дорогу вашей телеге, ему тоже розог надобно!
Оп-па! Это что, священников пороли в это время? Но тут явно не я ему должен прописывать плети – у попа своё начальство имеется. А картина происшествия всё проясняется и проясняется. И ещё оказывается, плети хуже, чем розги! Учту.
– Так ить он не виноват! – вступается дровосек. – Он не знал, что Тимоха озорует. А ему вы, барин, приказали, – простодушно обвинил меня во всех бедах мой слуга Мирон.
– Ты говори, да не заговаривайся! – прикрикнул я на него, и собственно зря – Мирон и сам испугался.
– Барин, пожалуйте завтракать! Всё готово! – ловко перевела стрелки Матрена. – А ты, Тимоха – сыть лесная – иди хоть на коня посмотри, не издох ли?
– Отставить коня! Тимоха – за мной, – приказываю я.
Завтракать барин изволил в общей комнате с камином, «на аглицкий манёр». На столе стояли: серый хлеб, парное молоко, вареные яйца, пироги рыбные и сладкие, ущица и отдельно вареная рыбка. Что-то несли ещё, но я уже с аппетитом наворачивал уху, заедая свежевыпеченным хлебом. «А мяса-то на столе нет – или бедность, или пост», – отметил я про себя.
Тимоха дождался, когда Матрена выйдет, схватил кусок пирога и начал свой рассказ: