Он падал снова и снова, как дурацкая игрушка-валяшка. У мелкого такая была – заяц из светлого дерева с нелепыми глазёнками в полморды, толкнёшь пальцем – стукнется лбом об пол да отскочит, толкнёшь снова – и опять, и качается, и глядит на тебя, дуралей. В городских лавках такие стоили целое состояние, точно мастера их не руками ваяли в своих тихоньких мастерских, а вынимали из пожарища, стоя на голове и ежесекундно рискуя там помереть. Зато в деревне раздобыть эту ерундовину было проще простого – несколько медяков, вложенных в руку слепого старика Груна, помочь ему пару раз воды натаскать, каши сварить, дров наготовить – и он тебе не только зайца выточит, а хоть самого короля.
А смешно было бы.
Тиль засмеялся, вжимаясь лбом в холодную, с торчащими кусками увядшей травы землю. Король-валяшка, вы подумайте. Тык – и мордой в пол, тык – и опять, и опять. Грун бы его сделал, как надо, с этими его глазами вечно сощуренными, с этим изгибом рта. Король, интересно, и спит вот с этой физиономией – «я вас всех презираю»?
– Это просто нелепо.
Воротник затрещал в крепкой хватке. Тиль покачнулся – ноги ощущались как не свои, и то ли их две, то ли три, то ли это всё одна нелепая нога, и как ими ходить – поди пойми, – покачнулся и схватился вымазанной в грязи рукой за короля.
– Знаешь такие игрушки? – спросил, слизывая с губ мелкие крошки земли. На зубах противно скрипело. – Такие, падают, а потом назад, а потом…
Он запнулся. Вытер рот, сплюнул наземь. Замер, полусогнувшись, и в следующую секунду его вывернуло наизнанку. Величество едва слышно зашипел, стремительно отлетая в сторону.
– Пршу прщения, – выдавил Тиль.
Приметив в двух шагах приличного вида кочку, встопорщенную сухой травой, на полусогнутых добрался до неё и сел, умудрившись не завалиться на бок. Подтянул колени к груди, устало опёрся локтями, нашарил взглядом Величество.
Кожей ощущал – Величество в ярости. Тихой такой, колючей, точно в него пучков крапивы напихали, и у него теперь внутри всё зудит, разбухает, жжётся.
Они пытались вернуться к лошадям уже целую вечность, но Тиль валился с ног каждые пять шагов.
Он ничего не помнил, кроме мгновения, когда его втянуло что-то здоровенное и выпотрошило. Точно он распахнул рот, и гигантская рука влезла в глотку и выдрала кишки.