В ожидании, пока вода закипит, я достал печенья, нарезал балыка нерки и сел напротив нежданного гостя-чудака. Неожиданно Палтус заговорил – могу смело сказать, это был первый раз за долгое время, когда я услышал от него складную, длинную речь. «Знаешь, мальчик, – сказал он хриплым голосом, который от долгого молчания скрипел, как несмазанная дверь, сказал чуть слышно, глядя в пустоту. – Я много говорил с рыбами тогда, когда море молчало, переживая боль, тогда, когда Реми уже умер и я скинул его тело с лодки. Вода была спокойнее вина вон в той бутылке. Рыбы подплывали ко мне по одной, смотрели с затаённой обидой и молчали. И я отчётливо видел их разноцветные глаза, переливающиеся на солнце нерукотворные панцири, всю мощь и красоту их плавников и хвостов, молчание сводило меня с ума. Не выдержав, как-то ночью я закричал. Это не было обычным криком, это был весь я, ушедший в голос, я кричал так, словно хотел освободить лёгкие от воздуха, а себя от лёгких. С этим криком мысли улетучивались из моей головы, сердце замирало. Я не хотел докричаться до Бога, не хотел спастись, я просто был полон настолько, что жаждал освобождения. И оно пришло ко мне, став маленькой синеватой рыбкой, подплывшей к лодке, удивлённо посмотревшей на меня и спросившей как ни в чём не бывало: «Ты что кричишь-то, дурачина?» Я замолчал. Тишина, вернувшаяся в мои уши, резанула до крови. Ты думаешь, поди, что мне всё это привиделось? Думаешь, что Палтус вконец двинулся? Но нет, мальчик, я не ослеп в ту ночь, слеп я был все года до этого, а тогда я по-настоящему прозрел. Может быть, впервые в жизни прозрел. Люди почему не хотят ничего видеть? А так им удобнее. Меньше знаешь – крепче спишь, как говорится. Но если однажды прозрел, глаза уже не закрыть, к этому нужно быть готовым. Эта маленькая смелая рыбёшка спасла мне жизнь той ночью, понимаешь? И не одна она там была такая, многие рыбы подплывали и говорили со мной потом: одни рассказывали о несметных богатствах морского царя, которым счёта нет, о страже, охраняющей их днём и ночью, другие – о затопленных кораблях, третьи – о том, как море шлифует камни, порождает жемчуг. Сынок, эти истории были мне заместо воды, они меня спасли…» Палтус замолчал и уставился на меня, я же потупился и закрыл рот рукавом рубахи, неумело скрывая ухмылку. В этот момент я почти боялся этого безумца, с которым остался наедине на своей кухне, полной острых ножей. И да, я совершенно не знал, как на эти «откровения» реагировать – подобная ересь не вызывала у меня ничего, кроме смеха, однако же я знал наверняка, что смех может разъярить старика.