– Я обратила внимание, такая благодать возле его памятника, и народ идёт к нему, видимо, паломники.
– Верующие и неверующие, всякие идут к нему за просьбами. И с другой верой всё равно идут-таки. Говорят, помогает, как и при жизни. А о его чудесах из поколения в поколение передают. Больше полвека прошло, а народ местный помнит. Так вот.
Домой Надя возвращалась поздно, насытилась домашними угощениями, наполнилась рассказами о жизни и чудесах, которые творил старец; его молитвами спасались, исцелялись, утешались. В голове продолжали звучать монотонные слова Анатолия Ивановича, и вдруг его голос медленно начал перетекать в тембр Олега. Он, словно перебивая старика, признавался в любви. Месяц назад Олег действительно сделал ей предложение прямо перед могилой Надиного мужа. Именно в тот день и началось прикосновение к существованию некоего монаха.
Опять кладбище и, выходит, самое значимое место, ведь на свидание с ушедшими приходим. Клад-бище… – расшифровывала Надя. Клад, словно что-то ценное, зарыли в землю до поры до времени. А у греков некрополь, значит, город мёртвых. А что общего у этих слов: кладбище и некрополь?
Рассказ о жизни монаха завладел Надиным сознанием, а во внутреннем взоре встала фотография Матвея из альбома Анатолия Ивановича. Так звали схимонаха Максима от рождения. В тридцатилетнем возрасте незрячий Матвей ушёл в монастырь…
Вдруг озарило: «Он пришёл в монастырь в полдень! И на моих часах сегодня было двенадцать дня, когда я подходила к могилке старца…» В голове Нади продолжал звучать монолог Анатолия Ивановича: «В ночь, когда старец скончался-таки, мы проснулись от благоухания божественного, которое стояло на всю камеру. Потом было чудо, свет выплескивался из каждого угла камеры. Знамение такое вот было. Таки душа старца с нами распрощалась. Даже начальник тюрьмы сказал, мол, умер не простой человек, а святой. Признал-таки. А как не признать? Ежели за пару недель до смерти начальник-то сам обратился к старцу с просьбой жинку его излечить, мол, помирает, помоги, мол. А старец подал ему кружку с баландой, которую только принесли. Пил он из неё. На, мол, благословил, пусть выпьет, выправится. Начальник-то не сразу поверил, но кружку взял-таки. Так вот…»
И Надежда Александровна Корнилова полностью погрузилась в историю жизни старца, которую ей предстояло исследовать и поведать миру.