К Матвею присоседились воробьи с громким чириканием, и «гуррр-гуррр-гуррр» ворковали голуби. Лохматая псина продолжала то ластиться, подсовывая морду под руку, то лаять, призывая попутчика продолжить путь.
День дышал сверкающим зенитным солнцем. Ничто не отвлекало и не смущало Матвея в этом пути. Ему уже была ведома борьба с самим собой. В те минуты он старался не подвергаться соблазнам и читал псалмы наизусть. И каждый раз во время молитвы в родительской крестьянской избе всё в нём умолкало и обращалось в потребность любви к Богу, к чистоте, к уединению.
Матвей распрямился, перевёл дыхание и предположил, что где-то должна быть тропинка к основной дороге, ведущей к воротам обители. Он шёл спокойной поступью, лишь острый слух и обоняние помогали незрячему. Со стороны не сразу было понятно, что он слепой.
– Эй, мужик, собаця не кусает? – крикнул требовательный бабий голос и отвлёк Матвея от сосредоточенности.
Оказывается, молча бежавший рядом пёс кинулся прямо под ноги бабе, когда она окликнула Матвея, и тут же оглушительно залаял.
– Ах, божья тварь, – подал голос Матвей, и лай пса умолк.
– Буде хороший ты. Если мужик хороший, то и баба по нём. Может, ты не прочь жениться на моей дочери…
Матвей собирался идти дальше, стоя спиной к бабе, спросил, где сейчас её дочь.
– Она с утра пошла стоять обедню в нашу церкву. Чать праздник.
– Слово божье – благодать, – ответил тепло Матвей.
Баба следом шла, провожая Матвея, и всё жаловалась на бедность. От неё пахло луговыми цветами, видимо, недавно их сорвала, ведь в этот праздник женщины вешали венки из цветов на изгороди и заборы, лошадям и коровам надевали на головы, парни и девицы, как есть, водили хороводы, качались на качелях, и начинался покос. Лето вступило в полноценные права до самого Ильи. «Петр лето начинает, Илья лето кончает», – говаривали в народе.
– Я не жалюсь. Худая баба по худом муже. Муж мой худой. Одна оскома от него. А ты вон хорошо средился. Чать не бедствуешь.
Матвей остановился, повернулся к бабе.
– На всё божий промысел.
– Батюшки! – заохала баба. – Ты незрячий буде.
– Луша, иду я исполнять послушания в монастырь. Молится стану за тебя, за дочь твою и худого мужа твоего.
Бедная крестьянка удивилась:
– Имя моё знамо откуда?
– Я всегда знаю, кто говорит со мной. Бог кладёт на ум мой.