Для крылоплана это испытание не прошло даром. Из-за превышения допустимой нагрузки и повреждённого двигателя из-под крыльев заклубилось ещё больше дыма. Он начал терять высоту, размахивая крыльями из последних сил. Падение оказалось мягким, но одно из крыльев сломалось, сломавшись и волочась позади, пока крылоплан с трудом катился на крошечных шасси.
Отбросив разбитое лобовое стекло, крылоплан аккуратно катапультировал Иласа на движущийся конвейер с помощью вытягивающегося кресла. Но спустя секунду роботы-садоводы окружили крылоплан со всех сторон, методично разрывая на части. Металлические обломки осыпались на пол, и последние искры, пробежавшие по корпусу, угасли, оставляя от крылоплана лишь груду безмолвных остатков.
Сон медленно отступал. Когда Илас открыл глаза, он обнаружил себя лежащим на ящике с рассадой, высаженной ровными линиями. Рядом лежала корзина с фруктами, их запах слегка заполнял прохладный воздух. Он не мог понять, как оказался здесь. Включив аугмент, Илас увидел последний сигнал от крылоплана, поступивший десять минут назад. Сообщение подтверждало его полное разрушение. Быстро прокрутив видео, он попытался понять, что произошло.
Илас попытался связаться с Брасоном, но безуспешно – сигнал был блокирован. Что-то явно мешало работе аугмента, и чувство тревоги медленно закрадывалось в его сознание.
– Вы не заблудились? – раздался голос из-за спины.
Илас обернулся и увидел мужчину крупного телосложения в форме. Внезапный страх охватил его, парализуя на месте, и ни одного разумного действия не приходило в голову. Сбежать было невозможно: за ящиками уже появился второй полицейский, вытаскивая оружие из чехла на спине.
Прогремели выстрелы, оглушающие и резкие, словно сами небеса разверзлись над ними. Илас почувствовал резкую боль, его тело застыло на миг, а затем все вокруг будто начало тускнеть, и звуки, цвета, лица размылись, сливаясь в одну беспокойную тень. Его ноги подкосились, и он рухнул на пол теплицы. Мир перед его глазами быстро мерк, как будто кто-то потушил свет.
Он пытался удержать хоть одну мысль, хоть одну надежду – но она ускользала, растворяясь в глубоком мраке. Чувство утраты наполнило его – утраты всего, что он любил, за что боролся. Боль ушла, сменяясь холодным, бесчувственным покоем. Всё затихло, звуки отступили, оставив лишь безмолвие.