Выводят лошадей. Вереницей идут они по ночному городу. Грузовики с багажом и клетками едут на вокзал и с вокзала. В распахнутые ворота циркового двора въезжают прибывшие львы. Львы Ирины Бугримовой. Их сгружают. Клетки на роликах. Вкатывают в конюшню. И та опять наполняется грозным гомоном. Львы разные: один мечется с возмущенным рыком, поднимая морду, ловя глазами железный потолок клетки; другой, царственно сложив лапы, дремлет, поднимая веко при каждом толчке. Установили львиные вагончики-клетки, двух лошадей невдалеке привязали в стойлах. И опять спокойно. Лошади ухом не поведут – значит, тоже Бугримовой, раз львов не боятся.
– Интересно? – подле Нади Люся. – Пойдем, Надюша, в манеж, там людней.
– Нет, погоди. Здесь так… – Надя опять обернулась к новым клеткам.
– Привыкнешь, я также наглядеться не могла, а теперь-то… – Люся махнула рукой и как-то пытливо всмотрелась в Надю.
– Люся, слушай, сколько лет пройдет, пока в Ивановский цирк вернемся, много, а?
– Два года, может, два с половиной. Ну идем же. Эх, была не была, сегодня говорить хочется.
– Знаешь, со мной то же самое. Откровенно! Упаковка действует, как лес осенью. – Надя прижалась к Люсе, и та, обняв ее за плечи, повела в манеж.
– Димка помогает вашу сетку сворачивать. Люся, а без сетки ты бы могла летать?
– Могла бы, наверно. Я бы без сетки, без лонжи полетела, кабы… Ах, и какая же ты счастливая, Надька! – они сели в первом ряду.
Шовкуненко тотчас обернулся.
– Ишь, опять глядит, – недовольно пробормотала Надя.
– И хорошо, пусть, может, сейчас разглядит. – Люся вскочила, поставила ногу на барьер. Гибкая, статная, она была великолепна сегодня в цирке, выглядевшем по-будничному. Склонила голову набок, подбоченилась. Лихая, отчаянная.
– Что с тобой? – Надя потянулась к ней.
– Оставь! Ты вот счастливая!..
Надя робко улыбнулась. Да, счастливая. Цирк принял ее к себе, и она, как все, живет в нем, репетирует, упаковывается, переезжает. Переезжает, чтобы встретиться где-то в другом городе, тоже в цирке, со своей мечтой. Наде казалось, что еще немного, и они встретятся, будут вместе. Вадим – жонглер, но разве жанр помеха для любви, для жизни, ведь оба работают в цирке. Быть может, и он в другом городе переживает то же, что и она. И сквозь действенную, строгую и вместе с тем кипучую жизнь проскальзывают легкие, нежные воспоминания, превращая мечту в цель этой жизни.