Он всегда был человеком самообладания, его доминирование было тщательно отточенным инструментом, используемым для поддержания порядка в мире, который часто, казалось, трещал по швам. Но в тихие моменты, когда замок спал и шепот их запретной любви эхом разносился по коридорам, ему приходилось бороться с желанием отбросить все приличия и объявить ее своей собственностью. Маска лорда и защитника становилась тяжелее с каждым днем, бремя его тайных желаний грозило раздавить его.
Для Лилы маскарад был шансом сбросить ограничения своего титула и принять ту женщину, которой она стала. Страницы эротических томов научили ее искусству соблазнения, показали ей красоту в покорности. Но именно сила, которую она видела в глазах своего отца, то, как он мог заставить самых могущественных мужчин дрожать одним взглядом, по-настоящему пленили ее. В тихих уголках своего сердца она жаждала сама обладать этой силой, увидеть, как мужчина, который был ее кумиром, поставлен на колени силой ее собственных желаний.
Ее дни, предшествовавшие маскараду, были наполнены притворной невинностью, маскарадом внутри маскарада. Она проводила часы в своих покоях, ее сердце колотилось, когда она примеряла платье, которое она тайно сшила для вечера, ткань соблазнительно шептала на ее коже. Каждый стежок, каждая бусина были размещены с целью подчеркнуть ее изгибы, соблазнить глаза, которые, как она знала, будут наблюдать за ней, соблазнить ту пару глаз, которую она жаждала больше всех остальных.
Лила стала экспертом в чтении тонкостей доминирования ее отца, того, как его взгляд мог заставить ее чувствовать себя одновременно уязвимой и сильной. Его власть была не просто ролью, которую он играл; она была вплетена в ткань самого его существа. Его сила была соблазнительной симфонией, которая резонировала в ней, ритмом, который стал самим сердцебиением ее существования. Это было то, как он мог заставить замолчать комнату одним взглядом, как его голос мог приказать повиноваться одним словом, от которого у нее слабели колени. Однако именно его нежность, редкие моменты уязвимости, которые он себе позволял, по-настоящему пленили ее.
Ее влечение к нему переросло из искры в ад, любовь, которая вышла за рамки того, что считалось уместным. Это был не просто мятежный роман или мимолетная одержимость. Это было глубоко укоренившееся желание, которое стало ее самой сутью, потребность, которую она больше не могла игнорировать. В тихой святости своей комнаты она часто проводила пальцами по контурам своего тела, представляя прикосновение его мозолистых рук, тепло его дыхания на своей коже. Ее мысли становились смелее, ее фантазии ярче с каждым днем, безмолвное крещендо, которое больше нельзя было сдерживать.