Множество караванов, идущих по имперскому тракту, буквально за несколько лет влили целые бочки свежей крови в обветшалую торговую артерию, породив десятки населенных пунктов, готовых принять постояльцев и отщипнуть от них свою малую толику богатств.
Впрочем, Шахриона это не касалось. Когда дозорные сообщили властям города о том, кто именно направляется к ним, те бросили все дела, освободили столько помещений, сколько оказалось физически возможным, и отправили людей готовиться к пиршеству.
«Вот и первая попойка», – лениво думал Шахрион, принимая поздравления и выражения чувств глубочайшей любви со стороны многочисленных должностных лиц.
Но не последняя, дорогой мой, – раздался в голове знакомый голос. – Совсем, совсем не последняя.
Тень мерзко захихикала, давая императору понять, что передышка окончена.
***
Пятый день второго месяца лета 4-го года со дня Реставрации (по имперскому летоисчислению), день.
К воротам Наритэна кортеж Шахриона подъезжал в середине дня, когда теплое весеннее солнце ласково грело подставленные к нему листья и стебли. Лето радовало теплом и обилием солнца, даря надежду на обильный урожай.
О да, урожай в этом году будет богатым. Трупы, кровь, оторванные конечности…
– Заткнись! – закричал император, выходя из себя.
Левая рука окуталась тьмой, и он в самый последний момент остановился, чтобы не ударить по мерзкой твари чем-нибудь мощным. Ей бы это все равно не повредило, а карету разнесло бы в клочки.
– Заткнись… – уже тише повторил император.
Или что? – хихикнула назойливая спутница.
Шахрион проигнорировал вопрос. Он медленно дышал, стараясь вернуть душевное равновесие. На сей раз Тень взялась за него действительно серьезно, не оставляя свою жертву ни на одну минуту. Поток ехидных и гнусных оскорблений лился с ее стороны денно и нощно, и Шахрион начал всерьез опасаться за жизнь и здоровье окружающих, потому как из себя он выходил едва ли не по дюжине раз на дню.
«А разве я раньше был таким раздражительным»? – подумал он, и тотчас же удостоился очередного оскорбления Тени.
Раздражительным не знаю, но трусливым – определенно. Как же там звали принцессу, перед лицом которой ты опозорился? Не напомнишь?
– Лариэнна, – сквозь сжатые зубы ответил ей император. – И это было давно.
О да, давным-давно. А ты знаешь, что детские обиды – самые стойкие?