Но когда тренер прекратил экзекуцию отряда, население остальных трёх палат вломилось к нам. В руках одного старшака по имени Циря в руках было мокрое полотенце, которое он на ходу скручивал в спираль, в руках ещё одного был жёлтый пояс от кимоно.
– Пиздец тебе, сука! – крикнул кто-то.
Жёлтый пояс примотал меня к кровати за руки. Циря снял с меня одеяло и швырнул на пол и начал избивать по корпусу и по ногам полотенцем. Я неистово орал и звал на помощь.
– Заткнись, сука, а то хуже будет! – затем меня бросили на пол и, подхватив как пушинку, замотали в одеяло и связали тем же жёлтым поясом. На меня посыпался град ударов ног на полу.
– Пацаны, по ебалу не бейте – услышал я чью-то из старшаков инструкцию сверху.
Мне тогда это показалось проявлением гуманизма, но конечно же, как очевидно теперь, это не являлось таковым: просто следы побоев на теле не так видны, как на лице. Затем моё избитое тело швырнули на кровать. Несколько смачных харчков попало в лицо.
– Ссаный стукач! – процедил сквозь зубы Жёлтый Пояс.
– Кстати, не ссаный – осенился кто-то догадкой
Вперёд вытолкнули сонного Мелкого.
– Ссы ему на кровать – приказал кто-то.
Мелкий опасливо взглянул на меня.
– Я не хочу писять – захныкал он.
– Ты чего, хочешь, чтобы и тебя зашкварили? – навис над ним Циря.
– Не хочу – Мелкий растирал кулачком слёзы по заспанному лицу.
– А своим пацаном у нас хочешь быть? – спросил Жёлтый Пояс заговорщицки-участливо.
– Хочу! – продолжал плакать мелкий.
– Вот тогда ссы на кровать суке, быстро! Ты же нормальный пацан?
– Не бойся, если он тебе что-то сделает – загасим нахуй. Ссы! – подбодрил кто-то.
И через минуту уже вся толпа скандировала:
– Ссы! Ссы! Ссы!
Мелкий высунул крохотный пеструн, натужился и выдавил из своего мочевого пузыря всё имевшееся содержимое под дружный гогот на кровать, на которой валялся избитый я.
– Теперь он зашкваренный! – объявил Циря – Кто с этой сукой – тот не с нами, всем ясно?
– А ты – только вякни кому-нибудь, тебе тогда такой пиздец настанет, что сегодняшний день тебе покажется раем.
По сути говоря, меня “опустили”, практически в лучших российско-зоновских традициях, как в армии, как в тюрьме и в любом другом закрытом, так называемом, “мужском” коллективе.
С этого момента жизнь в лагере для меня превратилась в ад.
Много лет позже, работая педагогом, когда явление гопоты вроде как уже не существовало, будучи вытесненным повальной цифровизацией, я старался для своих ребят в госколледже на классных часах проводить некие сеансы приобщения к прекрасному. Мне было как никому известно, что мои ребята – большей частью из зоны социального риска по меньшей мере, и это не считая круглых интернатских сирот, тех, кто уже на условке и тех, кто проживает за чертой бедности. И когда я общался с вот этими Настоящими Мужиками, я всегда диву давался: все они – один настоящее другого, но почему же тогда почти сто процентов моих ребят из неполных семей и воспитываются преимущественно матерями в одиночку? Где же Настоящие Мужики – служившие в армии, занимающиеся спортом? Почему их сыновья и дочери брошены ими? Почему их дети несчастны? Как получилось, что Мужик, знающий, как жить всем вокруг, не может собственного сына или собственную дочь защитить от одиночества и от бездны социального дна?