Когда он протянул его ко мне, кончик жезла ожил.
Сначала слабый, еле заметный алый огонёк, мерцающий в темноте, как угасающая искра, но затем он начал разгораться, становясь всё ярче.
Пленитель вздрогнул и резко отпрыгнул, будто сам испугался того, что увидел, но спустя мгновение снова приблизился и ещё раз вытянул руку с жезлом.
Свет вспыхнул сильнее.
На этот раз он не отпрыгнул. Он начал смеяться.
Хрипло, с надрывом, срываясь на сиплое бульканье, словно где-то внутри него бродило нечто мёртвое, гниющее, разлагающееся. Смех заполнил пространство, эхом раскатившись по каменным стенам, и в такт его губам, дрожащим от судорог, из-под тряпок начали сочиться густые, вязкие капли, стекая по коже, капая на камень.
Он оторвался от созерцания меня так же резко, как и начинал, вскинув голову, будто уловив неясный звук в глубине мрака, быстро запрятав жезл за пазуху и, не произнеся ни слова, повернулся, выскользнув из жилища, словно растворившись в тени.
Я остался один, привязанный к каменному постаменту в логове безумца, и сколько я провёл в этом мучительном положении, я уже и не помнил. Просто привязанный, я начал медленно сползать по грязному полу, а верёвка, обернутая вокруг меня, сдавливала мои ребра и душила горло так, что каждое движение превращалось в пытку. Я пытался вывернуться, но чем больше боролся, тем глубже усугублял своё положение. Паника накатывала волнами: я мог задушить самого себя, если не стану вытягиваться, пытаясь ослабить натянувшуюся верёвку, но всё было тщетно – я ощущал себя натянутым, как струна, и силы мои увядали с каждым мгновением, так что ещё немного – и я окончательно вернулся бы в состояние неизбежного удушья.
– Отвяжи его! Ты что, слепой?! Он же сейчас сам себя задушит! – голос раскатился по помещению, резкий, хлёсткий, в нём не было ни капли сомнения, ни толики колебаний. Это был приказ, отданный с такой жестокостью и уверенностью, что ослушаться его казалось невозможным.
Меня схватили неумолимые, будто опутавшие меня руки, оторвали от верёвки и бросили на пол, где единственным укрытием был лишь холодный, безжалостный каменный свод этого мрачного жилища. Затем, хриплым пискочувственным голосом, прозвучало:
– Вот – он точно из них, я проверил.
Из темноты помещения медленно наклонилась неясная фигура, и хотя я мог различить лишь общие контуры, было очевидно, что передо мной стоит мужчина в темном одеянии, украшенном широкой шляпой, придающей ему некую зловещую величественность.