Заметив ее состояние, учитель слегка прищурил глаза:
– Я и без того знал, что в мире не найдется нечисти менее способной, чем ты, но никак не думал, что тебе не удастся оправдать и без того невысокие ожидания…
Едва он это сказал, как Мо Хуа вся обмякла и, точно глина, бессильно шлепнулась на пол, где принялась горько плакать.
– Учитель меня презирает.
– Верно, презираю.
Ответ Цзин Нина прозвучал настолько прямо, что слезы на лице Мо Хуа застыли, не зная, падать им дальше или катиться обратно. Проведя в раздумьях некоторое время, она все же решила зарыдать с еще большим горем:
– А я считала, что у учителя Цзин Нина доброе сердце. Вот уже не думала… У-у-у, несчастная я, отдалась, доверилась не тому, кончена жизнь моя…
Цзин Нин скосил на нее взгляд:
– Хоть понимаешь, что значат эти слова?
Девушка покачала головой, не переставая горестно рыдать.
Даос помолчал немного и только потом вынул из-за пазухи белый фарфоровый бутылек, который украшал синий узор. Стоило ему выдернуть красную пробку, как вокруг тут же разлился легкий аромат. Цзин Нин тихо произнес:
– Это снадобье, изготовленное из кровавого лотоса с гор Тянь-Шань, оно поможет тебе достичь десятилетнего прогресса за три дня и в течение пятидесяти лет совершенствоваться в два раза быстрее обычного. Можешь считать это подарком учителя… – Он едва успел договорить, как нежная белая ручка уже выхватила из его ладони фарфор.
Мо Хуа запрокинула голову и одним глотком осушила все его содержимое.
Даос сощурил глаза, и в его легком тоне зазвучала нотка угрозы:
– Тебе следовало бы сначала отблагодарить учителя за доброту.
С полным ртом снадобья девушка распахнула большие невинные глаза и едва разборчиво спросила:
– Учителя чашто делают своим ученикам пливетственные подавки?
Цзин Нин знающе кивнул.
– Где же подарок ученицы в благодарность учителю?
Она закатила пару круглых глаз и, проглотив остатки снадобья, радостно пропела:
– А вот. – Она подскочила на ноги и, подпрыгнув к Цзин Нину, быстро и как следует поцеловала его.
От такой неожиданности бесстрастное, точно зеркало, сердце мужчины пропустило удар. На лице Мо Хуа перед ним расплылась ослепительная улыбка.
– В благодарность за добро у нечисти нет большего подарка, нежели обещание себя, разве нет? Поэтому я обещаю себя учителю, а?
Цзин Нин долгое время молчал, а потом, вынужденно отведя взгляд, горестно вздохнул: