Видя обиженный взгляд сестры, добавил почти скороговоркой:
– Про новое кино знаю, потому что друзья для этого есть, сеструха, они рассказывали, вот и знаю.
– И я с ней поеду, – прозвучал непривычно тихий и просительный голос Ирини. Уж очень ее хотелось еще посмотреть кино.
Отец засмеялся, прищурил глаза:
– А тебе что там делать, маймун? На черного человечка хочешь посмотреть?
– Никакая я не маймун! – Ирини не нравилось, когда ее называли обезьянкой. – Буду помогать Кики продавать семечки.
– Ну, что ж, хитруля, посмотрим на твое поведение, – отец ласково потрепал ее пышные, выбивающиеся из косы, волосы. – Иди лучше заплети косу потуже, а то выглядит твоя голова лохматой. Ты же не хочешь быть маймун.
Ирини беспрекословно повиновалась. Через две минуты, заново переплетенная коса, легла посредине спины до самого пояса. К ее большому сожалению, она не была такой толстой, как у Кики, обладательницы не пышных, но тяжелых, густых черных волос.
Поистине, две сестры были совершенно разными, что внешне, что по характеру.
Так и не пришлось бедной старшей сестре посмотреть тогда вожделенное кино. Через несколько дней их отца посадили в тюрьму.
* * *
Ирини, что с греческого означает «Мир», родилась на свет в живописном поселке Юревичи, в горной местности Хостинского района, в километрах тридцати от Черного моря. Небольшая долина, в которой расположился их поселок была окружена почти со всех сторон величественно высокими горами Западного Кавказа, с почти всегда заснеженными, сияющими на солнце, вершинами. Густой смешанный лес кишел разнообразными дикими животными. Глубокая и быстрая безымянная река несла свои светлые, чистые воды в Черное море. Ирини любила свой поселок, да и немудрено: невозможно было не полюбить такое место, живя в окружении красавицы – природы! Для маленького человека, пожалуй, даже не это главное, а то, что ощущал он себя здесь своим, и все здесь для него было свое, родное, и все здесь у него ладилось. Ирини все любила: и горы, и лес, и речку, и дом свой, и отца, и мать, и братьев, и сестру, и соседей, и их собак, и кошек. У нее не было слова «не люблю». Любила она и свое имя. Почему-то оно не звучало уменьшительно. Потому как, разве можно было заменить объемное слово – «Мир», такими словечками, как «Мирок» или «Мирочка». Нет, конечно! Так, что имя у Ирини было редкое и неизменяемое. А все остальные в их семье, как и многие другие греки в их греческом поселке, имели двойные – тройные уменьшительные имена или прозвища. Старшую сестру Кириаки, звали не иначе, как Кики. Брата Павлика, звали, или Паника, или Панжелико. Отца звали Ильей, но мама называла его Лией или Илией. А саму маму отец попеременно звал то Наталией, с ударением на букву «и», то Роконоцей.