И всё же, в глубине кроваво-красных пустынь, где песок состоял из молотых костей цивилизаций, существовала пещера. Не пещера – рана, прорубленная в ткани реальности. Внутри, на стенах, покрытых биением жил, висели зеркала. Не стекло и серебро, а плёнки из застывшего времени. Каждое отражало эпоху: вот люди в шкурах, падающие ниц перед алтарём тьмы; вот города, пожираемые тенями; вот момент, когда звёзды погасли. И в каждом зеркале, на заднем плане, было оно – не форма, не суть, но осознание того, что за каждым миром, за каждой вселенной, стоит голодный, вечный смех.
Смех, который теперь раздавался из уст новых существ. Они смеялись, строя свои дома из кристаллов боли, и их смех был молитвой, гимном, признанием. Они поняли, наконец, что безумие – не болезнь, а откровение. Что ужас – не враг, а единственный истинный союзник в мире, где само существование есть богохульство.
А далеко за пределами этой реальности, за пределами всех слоёв творения, в месте, где даже понятие «места» теряет смысл, оно дремало. Не спало – ждало. Ибо циклы не заканчиваются. Они повторяются, каждый раз всё изощрённее, всё невыразимее.
И когда новый мир созреет, когда его жители возомнят себя хозяевами хаоса, оно откроет глаза.
И всё начнётся снова.
Великая Паутина, сплетённая из нервов и туманностей, задрожала, передавая сигналы непостижимой агонии. Новые существа – эти дети перерождённого хаоса – начали рыть. Их когти, отлитые из застывшего света и кошмаров, вгрызались в почву, которая кричала на языке сломанных струн. Они искали Источник. Тот, что пульсировал в мифах, как сердце в грудной клетке мертвеца. Но земля не была землёй – это была кожа Его и каждый удар когтей заставлял вселенную содрогаться в сладкой муке.
То, что они вырыли, не имело имени. Объект, похожий на кристалл, но мягкий, как плоть, излучал вибрации, превращавшие мысли в осколки. Его грани отражали не лица, а варианты: версии миров, где люди выжили, став рабами теней; где само божество уснуло навеки; где звёзды так и не зажглись. Каждый вариант был ловушкой, миражом, приманкой для разума. Существа, прикоснувшиеся к кристаллу, начинали видеть сквозь слои реальности – их глаза плавились, стекая по щекам чёрными слезами, а рты пели гимны на языке, который выжигал их внутренности.