Слышал от них то же, что до него слышали и другие оперативники: «Нет, после двух часов ночи никто не приходил», «Не видела», «Не припомню такого случая», «Была в отпуску», «Нет, я в этот день не дежурила». Как договорились… Но вот дело дошло до Анны Дмитриевны Ситневой, которую Ковалев хорошо знал. Сидя за полированным столиком, она неторопливо перебирала карточки, каждая из которых рассказывала о человеке, живущем в определенном номере. Сама профессия вырабатывает у дежурных в гостиницах определенное внимание к деталям и мелочам, к такому, чего человек со стороны и не увидит. Оторвавшись от своих карточек, Анна Дмитриевна внимательно выслушала Ковалева, сморщила лоб, припоминая теперь уже довольно далекую ночь. Перед ней предстало нечто в виде плохо проявленной фотографии, но по мере того, как восстанавливались детали, фотография делалась все более четкой.
– Постой, Николай Ефимович, – сказала она, приподнимаясь из-за стола. Постой. Было ведь, было! Помню: возвратился один. Я как раз на часы посмотрела – сравнялось три часа ночи.
– Фамилию запомнила? – спросил ее Ковалев, торопясь выяснить самое главное и в глубине души готовя себя и отрицательному ответу. Разве запомнишь всех…
– Запомнила. Почему не запомнить. Этот, длинный, еще за номер несколько дней не расплачивался. Я ему и раз напоминала, и два, и три. Все без толку.
– Так какая все же фамилия? – не удержался Ковалев.
– А ты, дорогой Николай Ефимович, не торопи. Не люблю, когда меня торопят. Все скажу, как полагается. Фамилия его Грощенко. Все в таком светлом плаще ходил. Импозантно выглядел. И на женщин поглядывал очень охотно. А тут, помнится, вернулся в одном пиджаке. Помятый какой-то, сам не свой. Через несколько часов расплатился и уехал.
– А имени его часом не запомнила, если уж такая памятливая! – с тайной уверенностью, что услышит знакомое имя, спросил Ковалев.
– Чего нет, того нет. К чему мне его имя.
– Ничего. Это мы мигом узнаем у администратора. Спасибо вам огромное, Анна Дмитриевна. Надо в уголовный розыск на работу переходить. Будете грозой жуликов.
– Ничего, мне и тут неплохо. Они и тут меня боятся. А что этот долговязый натворил?
– Этого пока сказать не могу. Идет следствие. Сами понимаете…
– Понимаю, как не понять…
Казалось бы, ну чего особенного узнал Ковалев. Лишь фамилию человека, который пришел в гостиницу в три часа ночи. Причем и до этого жил здесь. Где же могла его дорога скреститься с дорогой Вали, только сошедшей с поезда? А разве сам факт, что человек вернулся в номер в пиджаке, а до этого ходил в плаще, и что вообще он вернулся ночью, может служить основанием для подозрений? Конечно, не может. И все же внутренним чутьем опытного сыщика Ковалев чувствовал, что, вероятно, он вышел на след. Есть что-то. Не платит, а тут сразу расплатился и уехал. Появились, значит, деньги, появилась, значит, необходимость уехать.