Потому мы вынуждены были уехать из хутора в деревню, где отец устроился дворником в школу. Ну, как дворник – он и истопник, и уборщик, и охранник в одном лице.
К тому времени к нам привезли девочку постарше – мою сводную сестру. Первая жена отца ушла с ребёнком к другому. У неё родились ещё дети. Начался голод. Многие отдавали детей более зажиточным родственникам или в детские дома, где они хоть с голоду не умрут.
Трудный переезд на санях. Нас привязали к саням, но я умудрилась несколько раз выскользнуть оттуда. Оставшуюся живность взяли с собой, да они всё рвались назад в своё стойло. Никто не хотел на чужбину, нужда заставила.
Заселились в какой-то старый пустовавший дом. Как потом оказалось, не зря он пустовал… Нашёлся и хлев для скотины.
Вскоре беда постучалась в наш дом. Ночевал какой-то мужик, в голод часто люди так ходили по домам, просились на ночлег. Мы не отказали. Мужик пару раз сходил на улицу по нужде. Потом говорит: «Из вашего хлева дым вроде идёт». Отец с дядей выбежали на улицу – а там уже всё горит. Спасли только одну корову, остальные угорели в дыму.
С этого всё и началось. Может, и выжили бы с одной коровой, но начался другой мор. Вначале заболела сестра. Какая-то странная болезнь – она ест всё подряд и никак насытиться не может. Взгляд дикий и аппетит волчий. Как говорится, на неё не напасёшься. Может, и выкормили бы. Но было и другое, что-то непонятное.
Началось с того, что по крыше начали бегать. Бывало, и в дверь ломились. Откроешь дверь – а там никого… Дом-то старый, толком не утеплённый. А в войну зимы были особенно лютыми. Да и дров мало. Вот сидишь с лучиной вечером – темно, холодно, голодно, только ветер воет и в животе урчит. Тут начинается невидимая беготня, одновременно беснования сестры. К тому времени она начала выть, подвывать в унисон с ветром. Наверное, жрать хотела, да нечего. В темноте у неё глаза светились каким-то нереальным светом. Глаза светятся обычно от счастья или от ненависти, от какого-то чувства. Тёплым светом. А у неё они просто горели, а взгляд был пустой, безжизненный.
Кроватей отдельных не было. Спали по нарам. Я с сестрой, братец в ногах у отца. Под конец я стала спать с дядей. Ибо с сестрой было невозможно спать. У неё всё тело горело, пылало. Она сама металась, выла. Как только начинают бегать, суетиться наверху, так она начинала своё «представление».