Солнце испепеляло сумерки и стучалось в окна, стелясь по полу золотым покрывалом. К пенью ласточек подключались другие птицы, а это значило, что скоро все проснутся. Кронс вышел на улицу и придирчиво посмотрел на вывеску. Краска потрескалась, а буквы, выводящие поэтическое название, поблекли. Трактир "Сгоревшая сакура" был сложен из крупных каменных блоков, его окна и двери сверкали новизной и надёжностью, и только вывеска подкачала…Её давно надо было освежить, но у мужчины не поднималась рука это сделать. Он находил в этом миниатюрном запустении какие-то пророческие нотки.
Кронс осмотрел конюшню, накормил пегую Сивку овсом и взял несколько сухих поленьев из сарая. На улице было зябко. Сухая осень шелестела палой желтизной, принося с собой первые заморозки. И мужчине захотелось поскорее отправиться на кухню.
Бросив дрова в каменный очаг, Кронс развёл огонь. С неохотой он сделал ещё несколько ходок на улицу: в трактире было несколько каминов, и их нужно было накормить сухой древесиной. Уставшие путники, часто ночующие на голой земле, любили погреться у очага и потравить байки. Это Кронс знал не понаслышке.
Когда тепло расплескалось по залу, а лучи солнца перекочевали на столы, Кронс принялся за готовку. Он как раз насаживал на вертель несколько ощипанных кур, когда дверь за его спиной скрипнула, и на пороге появилась Рея.
– Доброе утро, милый. – пропела она и поцеловала его в макушку. Её волосы коснулись его шершавой щеки. – Почему не разбудил? Я бы помогла тебе.
– Ты так сладко спала… Не хотел тебя тревожить.
– Ты опять был в подвале и упражнялся с клинком?
– Как ты догадалась?
– У тебя на висках след от повязки. Ты всегда слишком строг к себе и туго затягиваешь узел на затылке.
Кронс пожал плечами и водрузил вертель на железные рогатины. Жар накинулся на свежее мясо, послышалось шипение и возмущенный треск алых углей.
– Тебе сделать чаю? – Рея погладила мужа по плечу.
– Из твоих рук он всегда вкуснее. – улыбнулся мужчина, перехватывая ее запястье и целуя кончики тонких пальцев. – Так что сделай.
Рея упорхнула с грацией бабочки, а Кронс, не переставая улыбаться, ещё с минуту смотрел на то место, где она только что стояла. Порою он не верил в своё счастье. Такие люди, как он, не заслуживали благословения небес.
Кронс несколько раз крутанул вертель, приоткрыл окно и уселся в кресло напротив кухонного очага. Боудика ещё спала, и у него было время для трубки. Закурив, мужчина выпустил колечко сизого дыма и прикрыл веки.