"В три дня Ян написал полностью первую часть "Деревни". Всегда казалось чем-то пошлым это "Ян" его жены. Он такой же Ян, как я Мордухай. Первая часть это 47 страниц текста. В день по 15 страниц.
Ничего удивительного. Такого текста можно и 50 страниц в день написать.
Вру.
Он отбирал "типичное", думал, вспоминал, пытался "соответствовать". 15 станиц даже такого текста много. Слишком много для меня. Я уже два дня только пытаюсь писать. Когда доделывал рассказы, к листам крепил доски строк, прибивал последние гвозди точек, крепил вывеску, проверял ордера жильцов на вселение, рассказ не давал покоя. Вечным жильцом поселился в городе мыслей, наводнением заливал страницы, затоплял синими ручьями набросков, я говорил Лене, как легко напишу рассказ. И ничего не пишу! И в голове вновь живёт страшная мысль: "Я больше не смогу писать. Желание отделывать рассказы было знаком неизбежного фиаско".
Может быть, не выполнил нечто, нарушил условия?
Ага, (турецкий офицер в алом ведёрке фески, в синих шароварах вскочил на бруствер из мешков с песком, кричит красным седоусым лицом, подтягивая над собой шашку (ятаган, если янычар), здесь себя уже мучил. Листочек размером с ладонь младенца: "Гончаров 7 недель 280 страниц романа!" Страница романа то же что страница рассказа. Часть романа не равна равной части рассказа.
Кафка за ночь написал "Приговор".
Это приговор.
Какое же свинство. "14,17,18,20,21,22.10.40. Писал и кончил "Таню". Я посмотрю. Свинство! В "Тане" за 6 дней поместилось 16 страниц хорошего текста. "25 и 26 10.40 написал "В Париже". Отслаиваю корочку мраморного тома, последняя страница бухгалтерская ведомость; имена и ровной колонкой получка в цифрах. Откровенное свинство! За два дня 11 страниц, пять с половиной в день, хорошо написанного рассказа. "27 и 28 10.40. Написал "Галю Ганскую" (кончил в 4.40 28.10)" За два дня 7 страниц. Тут легче.
Но я же ничего не написал!
Поймал себя бегущим по комнате. Чувства поглощают, сгоняют с места, и пока уровень не понизится, меня нет. Есть я, но не осознающий существование.
У Бунина неплохая идея; великая книга, когда бы Пушкин просто описывал день за днём свою жизнь. Описывать избранное, как в дневнике, поэтическая свобода, значит, вдохновение заполняет любую форму, а замысел не насилует вдохновение, не заставляет заполнять пустоты между краями формы и вдохновенным текстом.