Когда мужчина поднял руку, привлекая внимание публики, и зычно крикнул:
– Уважаемые абыи, добрые ханум! – Ирина поняла, что он обладает талантом совсем в другой области, нежели цирковая.
– О, принесла нелегкая, – раздался у нее за спиной недовольный голос. Позади начала собираться толпа. – Я уж было понадеялся, что они от нас отстали.
– Кстати, а почему ты повернул на перекрестке на север, мы ведь планировали ехать в Аркаим? – сиплый голос мужчины резанул Иринин слух.
– Зельда сказала – Туров. Значит, Туров.
– Ясно, – шмыгнул носом сиплый.
– Мудрость великого кагана государства шивэйского безгранична. Он желает вам здравствовать, не смотря на все трудности, сопровождающие вас в жизни.
– Тьфу, – сплюнул мужчина, чей разговор она только что невольно подслушала. – Пошли отсюда, Балай. Скоро твой выход. – Ирина все-таки оглянулась, но увидела только удаляющуюся мужскую спину в клоунском костюме. Отвлекшись буквально на минуту, она так и не поняла, о каком мудром Тэмуджине идет речь.
– Вот ты, – оратор ткнул пальцем в молодого мужчину в тюбетейке.
– Я? – поразился тот.
– Да, ты. Справедливый Тэмуджин, шлет тебе свой привет и обещание, что не даст в обиду своих единоверцев. Он не позволяет преступникам безнаказанно творить беспредел на улицах городов. У кагана с ними разговор короткий – голова с плеч долой! А куда смотрят наши власти? А я вам скажу, – вещал смутьян дальше. – Они и сами преступники, казнокрады! Наша жизнь так тяжела из-за жадности наших изворовавшихся чиновников, которым потворствует сам князь.
– Ты с этой тяжкой жизни прям, опух весь, – пробурчала пожилая женщина рядом с Ириной, на что та фыркнула, улыбнувшись соседке.
– Да у него и самого рыльце в пушку! – Провокатор начал входить в раж от собственной зажигательной речи, голос его все набирал силу. Одной рукой он успевал смахивать со лба пот, заливавший глаза, а другую вытянул вперед и то и дело тыкал в кого-нибудь из толпы, вовлекая зрителей в свое лицедейство. – С их легкой руки разбойники грабят караваны, которые торгуют с нашими славными соседями шивэйцами!
– Ни броневичка, ни кепочки, а песня все та же, – невпопад подумала Ирина, брезгливо разглядывая раскрасневшегося толстяка, обливающегося потом под соломенным канотье. Он и его похвалы какого-то кагана, вкупе с поношением местных властей, вызывали у нее знакомое упрямое неприятие.