Драконовские условия сроков выгрузки судна за двадцать часов заставляли напрягаться по полной программе. Не могли мы уложиться в эти нормативы, хоть тресни! А грузовые насосы были изношены до такой степени, что никакие запасные части не помогали.
Портовые власти также не давали расслабиться. Не дай бог, чтобы из трубы пошел черный дым – штраф неминуем. Хотя рядом с причалом находился огромный нефтеперерабатывающий завод, нещадно дымивший своими огромными трубами круглые сутки. Ему значит можно, а нам нет?
Чтобы как-то разрулить проблемы, к нам приехал представитель – грек, отвечающий за техническое состояние судна. Толстенький, небольшого росточка, как все греки, эмоциональный и с завышенной самооценкой, он пытался воочию убедиться в наших проблемах, и, как ему казалось, дать нам ценные указания. Он бегал по грузовой палубе, махал руками, что-то записывал в свой блокнот, спускался в машинное и котельное отделения, задавал вопросы, спрашивал, кому-то что-то объяснял, создавая лишь нервозность, и при этом требовал дисциплины – в общем, как всегда, обо всем и ни о чем. Разве что пообещал мастера по наладке автоматики. А на наши вопросы – почему запасных частей нет на механизмы? почему продуктов мало закупается? и почему покупать надо только у местного грека, а не у других, у которых более дешевые товары? – пространно отвечал, что в Америке все дорого. То, что он с этих продаж имеет свой процент, мы знали: грек всегда поддержит своего и даст ему заработать.
После вахты механики, в мокрых и пропитанных потом комбинезонах, чувствовали себя, как выжатый лимон. Есть не хотелось, зато воды пили по три-четыре литра. Желание было одно – отдохнуть; поспать в прохладной каюте, выйти вечером на палубу да подышать свежим, пропахшим нефтепродуктами воздухом. В город, естественно, никто не ходил, да и добираться до него было далеко. В отношении выпивки было жестко: не дай бог, в порту на проходной увидят с пакетом, из которого высовывается горлышко бутылки – автоматическое списание с судна с соответствующими последствиями. Телевизор мы почти не смотрели: о России говорили мало (еще не было таких санкций против нашей страны, как сейчас, да и отношение к нам в тот период было, как говорили сами американцы, безразлично-позитивное), а новости и дурацкие шоу-программы настолько были неинтересны, что раздражали.