Шаги стали увереннее: надо же было как-то действовать, раз я окончательно очнулся на этих улицах. Пока ум не успевал сформулировать вопросов, я вдруг заметил прохожего – мужчину в длинном твидовом пальто и шляпе. Он шёл неторопливо, держа под мышкой аккуратно свёрнутую газету.
– Извините, не подскажете… – начал я, но слова застыли на губах. Что именно мне нужно было узнать? Путь к вокзалу? Название города? Где я вообще? – Доброе утро! – человек улыбнулся, коротко кивнул, и, словно не заметив моей растерянности, пошёл дальше.
Я почувствовал смутную уверенность, что мы уже виделись, хотя понятия не имел, кто он. Обернувшись в поисках другого собеседника, я увидел, как из-за угла показалась женщина в элегантной шляпе, поверх которой был накинут лёгкий шарф в винтажном стиле. Её серьга, похожая на жемчужину, поймала первый луч солнца и сверкнула на миг. Мне вдруг стало важно спросить её, помнит ли она, как оказалась здесь.
– Прошу прощения… – начал я вновь, но она лишь благодушно улыбнулась и прошла мимо, бросив: – Какой очаровательный рассвет, не правда ли?
Я отвернулся и на мгновение закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Казалось, что эти люди понимают меня, даже знают о моём существовании, но не придают значения моим вопросам. Будто то, что я не помню ни своего прошлого, ни названия улиц, на которых брожу, не представляло для них никакой важности.
Я пересёк узкую улочку и заметил газетный стенд у стены. Газета была датирована каким-то числом начала 1930-х, но почему-то не вызвала у меня ни малейшего удивления. Скорее, во мне крепло ощущение, что я и сам… будто провалился в эту эпоху. Но любой здравый смысл подсказывал, что это невозможно.
Вскоре я вышел на просторную площадь, где на фоне рассветного неба угадывались очертания небоскрёба с кубом на вершине – того самого, который увидел накануне, когда ещё бродил в тумане. Тени под его массивным корпусом вытягивались, словно стражи, а вокруг уже начиналась привычная городская суета: мужчины спешили на работу, дамы в костюмах и перчатках неспешно переходили мостовую.
Никто не казался растерянным или напуганным, все двигались, словно актёры в постановке, где их роли давно прописаны. Лишь одно бросалось в глаза: никто не упоминал ни даты, ни года, ни каких-либо подробностей об их прошлом. Я хотел расспросить их больше, но язык не поворачивался задать прямой вопрос: «Кто вы все? И почему мне кажется, что мы тут застряли?»