– Так ты на чём закончил там своё пребывание? – спросил Сергей, начиная раскуривать забитую папиросу. И на глубоком вдохе продолжил, – мне, что бы понимать с какого момента начинать.
Сергей задержал дыхание с заполненными дымом лёгкими и передал папиросу матросу. Тот повторил действия хозяина. Но даже прокуренная глотка не выдержала, и Николая пробил кашель.
– Ничего, это нормально. Привыкнешь, – подбодрил его Сергей.
Покрасневший матрос, с трудом откашлявшись, затянулся ещё раз. Почувствовал не похожий на табак вкус и сказал Сергею:
– Июнь семнадцатого был. Тепло, хорошо. Как у тебя за окном сейчас.
– Июнь семнадцатого, – почесал затылок Бочалов. – Так батенька, революции то ещё не было, – опять щёлкнул пальцами и выбросил палец в сторону матраса Серёга.
– Была февральская революция, – принимая в очередной раз папиросу от хозяина, произнес задумчиво матрос.
– Это мелочи, основная в ноябре будет. То есть в октябре, по вашему. Календарь же передвинуться должен, что бы со всем миром сравняться. Мне вот, единственное, не понятно, зачем вы так сложно жили, отставая от всех на две недели по календарю? Ха, что бы потом на семьдесят лет отстать, – Серёга в очередной раз щёлкнул пальцами.
– Серёга, ты можешь проще говорить? Я ничего не понимаю. Календарь, октябрь, ноябрь. Ты мне объясни кто у власти? Или, может, её совсем нет?
– Очень хороший вопрос, Коля. Власть как бы есть, но её как бы нет. Беспредел, одним словом, творится. Делают, что хотят. Ну, ты сам видел, посреди белого дня воруют! Думаешь, его искать кто-то будет? Хрен! – Серёга показал моряку резко скрученную фигу. – Власти, потому что, насрать на народ. Насрать и растереть.
– Так это и всегда так было! Поэтому я анархист. Мы за отсутствие власти.
– Я тоже за её отсутствие. Но это немножко другое. Бандиты, Коля, сейчас у власти. Захватили её и доят, как могут, народ.
– Красные, белые, теперь бандиты. Что происходит? Так до сих пор и делят страну? – у Николая стало раздваиваться слегка мысли. Он начал ощущать действие скуренной травы, которое накатывало волнами, погружая его в полную прострацию. Когда находила волна, слова хозяина терялись в шуме прилива, а его самого откидывало далеко на берег, где так приятно грело солнце.
– Что это такое? – заинтересовался матрос, прокручивая перед собой наполовину скуренную папиросу. – Очень странные ощущения вызывает.