– Сегодня и ваш день, друг мой, брат мой. Я безмерно благодарна вам за то, что разделили со мной этот наивысший миг.
Господь, не давший нам иной жизни вместе, кроме как на публике, увенчал ее сегодняшним мгновением торжества и позволил нам разделить его. Наши глаза встретились и сказали друг другу больше, чем любые жалкие слова. Этот неповторимый и незабываемый миг навеки скрепил нашу духовную связь длиною в жизнь.
Подали закуски и напитки, но у меня не было аппетита. Смогу ли я когда-нибудь вновь испытать голод? Что, если обожание и полное доверие моих подданных напитали и насытили все мои потребности? Все остальные, впрочем, набросились на мясо, хлеб и вино с жадностью.
Пока мужчины насыщались, меня отыскал граф Камберленд. При виде его все остальные сгрудились вокруг, чтобы услышать последние новости.
– Ваше величество, в разгар вашей речи я получил депешу. Армаде удалось перегруппироваться…
По шатру пронесся стон.
– …но мужество их было поколеблено столкновением с брандерами накануне, и самое ожесточенное сражение этой войны и сейчас еще идет при Гравелине, близ берегов Фландрии. Если верить донесениям, преимущество на нашей стороне и мы тесним неприятеля. Беда в том, что у нас весьма скоро могут иссякнуть боеприпасы. Часть испанских кораблей уже вынесло из Ла-Манша в Северное море. Остальные все еще сражаются, но их понемногу сносит на отмели. Кажется, их звезда закатилась.
– Победу торжествовать еще рано? – спросил Генри Норрис.
– Да. Они могут перестроиться и вернуться. Все зависит от ветра. Если он так и будет дуть на север, у них ничего не получится.
– А что Пармский?
Камберленд покачал головой:
– Мне сказали, что, даже если армада и прошла мимо него, он намерен, пользуясь приливом, переправить свои войска на баржах в Англию. Во время отлива выйти из эстуария у него не получится, но прилив поможет ему.
Уолсингем навис надо мной.
– Вы должны незамедлительно вернуться в Лондон, – потребовал он. – Вам нельзя тут находиться, когда он высадится на берег со своими пятьюдесятью тысячами человек!
Он что, так ничего и не понял? Я пригвоздила его к месту пронзительным взглядом:
– Мой дорогой секретарь, как я могу уехать? Не я ли менее двух часов тому назад пообещала отдать всю кровь до последней капли? Не я ли уверяла, что обладаю отвагой и решимостью короля Англии? Чего будут стоить мои слова, если я при малейшем намеке на опасность дам дёру? Сердце мое полнится негодованием на вас, сэр!