Комнату явно собрались ремонтировать и даже приступали пару раз, но потом бросали: ладно, и так сойдет. Одна стена была частично выкрашена, и красить ее бросили, не доведя последний мазок до пола, как будто из ослабевшей руки маляра выпала кисть. Выпала она, по всей видимости, уже давно – банки с краской были открыты, но краской не пахло. Пахло табачным дымом, пылью и мастикой для полов.
– Вот, осматривайся, – сказал хозяин. – Девятьсот – это недорого. Только потому, что дому нужен ремонт.
Говорил хозяин странно, короткими предложениями, как будто неохотно расставаясь со словами. Глядел он при этом в сторону от собеседника.
– Этому дому нужен снос, а не ремонт! – подтвердил Боб. – Но с этим придется подождать, потому что мне нужен дом!.. Дом, кстати, хороший, и соседи – милейшие люди…
– Это не соседи. Я их не знаю. Дня три тут ошиваются зачем-то. Я как раз собирался их прогнать. Но они повода не давали. Сидят люди, отдыхают… Это свободная страна.
– Сколько комнат в твоем замке?
– Девять, но так, чтобы жить, то пять.
– Отлично. Мне пока хватит одной – вот этой большой, с камином. Девятьсот евро делим на девять… ну хорошо, на пять комнат – итого с меня сто восемьдесят. Еще скидка, как первому клиенту. Обмоем сделку? Кстати, у нас дожди все лето – где тебе удалось так загореть?
– На работе.
Боб широко улыбнулся своей фирменной улыбкой. Это была бронебойная улыбка, это была его фишка. Улыбка Боба Шатрова открывала двери высоких кабинетов, сердца самых замкнутых мизантропов и тайники подсознания аудитории. Это была улыбка-пропуск, улыбка-откровение. Никто и никогда не мог устоять перед ней, все тут же улыбались в ответ – кто глупо, кто понимающе, но улыбались.
Хозяин внимательно посмотрел на Боба, но не улыбнулся. Более того, он даже не ответил. Он сел на диван спиной к Бобу, поджав ноги под себя. Взял со столика перед диваном банку консервированной фасоли с торчащей ложкой и продолжил ужинать.
– Я хочу сдать весь дом за девятьсот. Минимум за пятьсот. Не можешь платить – до свидания.
– Но почему? – возмутился Боб, обойдя диван, чтобы оказаться лицом к хозяину. – Почему такой ползучий прагматизм? Ладно, если без шуток – я согласен на все двести, хотя высокий сезон кончается. Мы, русские, должны помогать друг другу на чужбине, в том числе материально. Слушай, если тебе все равно, пятьсот или девятьсот, то почему тебя так волнует разница между пятьсот и сто восемьдесят?