Она попыталась вдохнуть, но воздух стал плотным, как стекло.
–Я… – голос рассыпался, как трухлявое дерево.
Оно приблизилось. Не телом—само пространство сжималось, подталкивая кошмар к ней. Зеркала-осколки начали плавиться, стекая вниз серебристыми слезами. Там, где они касались пола, вырастали руки—сотни, тысячи—с пальцами из перьев и когтей.
–«Ты носишь письмена Распада», – сказало оно, и теперь голос звучал изнутри, выворачивая кишки. – Но, чтобы открыть Дверь, тебе не хватает…
Одна из рук рванулась вперед, пронзив ее живот.
…ключа.
Боль была иной—не огонь, не холод. Это было как вдеть нитку в иглу, когда нить—твоя собственная нервная система. Еретица взвыла, но звук утонул в слизи, хлюпающей под ногами. Рука выдернулась обратно, сжимая в кулаке что-то черное и пульсирующее. Ее воспоминание. Нет—то, что скрывали воспоминания.
Обрывок видения: она, маленькая, стоит на коленях в храме, где вместо алтаря—трещина в полу. Из нее доносится шепот. Мать (была ли это мать?) толкает ее вперед, плача кровавыми слезами. «Пей, дитя, пей свет тех, кто был до…»
Оно рассмотрело украденный кусок ее души и… засмеялось.