– Назовитесь! – звучно потребовал один из них, с самым пухлым плюмажем. Другие всадники, с грустно поникшими перьями, наставили арбалеты.
– Это я, Констансия! – Девчонка скинула плащ, порывисто спрыгнула наземь. Ноги ее от долгой езды затекли, и она плюхнулась в самую грязь.
– Коста…
– Панна Констансия! – Пухлый плюмаж поднял факел и остолбенел. – Не верю своим глазам!
– Я тоже! – Она разразилась плачем. – Тоже!
– Но как… Откуда?! – растерялся главный южак.
– Потом, пан ротмистр, – Она с трудом поднялась, приткнулась к его стремени, все еще плача. – Дайте своей панне забраться!
Ротмистр оживился и послушно подал девчонке руку. Та уселась позади него, обхватив руками. Как доселе обхватила меня. Тело заколотило от нового, незнакомого чувства.
Должно быть, то была ревность.
– Какого беса, – только и нашелся я.
Ротмистр взялся за ножны. Прочие южаки зашуршали арбалетами.
– Панове, – обратилась Коста к ним, – дайте нам объясниться.
Южаки замерли в боевой готовности.
– Что тут объяснять?! – вспыхнул я. – Живо пересядь обратно!
Коста улыбнулась. Той же странно-печальной улыбкой, что и на хлев-палубе.
– Дальше наши пути расходятся, Брегель, – вздохнула она. В ее глазах была… Радость? – Мы слишком разные, чтобы существовать душа в душу. Я вернусь домой, где мне место, а ты… Ты останешься в таборе, где место тебе.
Уши отказывались принимать ее слова. Мысли путались, сердце сжал чей-то колючий кулак.
– Нет! – Я оскалился хорьком, вырванным из норы. – Ты сама говорила, что твой бог создал нас равными!
– Я врала, – просто и честно ответила панна Констансия, совсем не смутившись. – Сейчас тебе, наверное, жутко больно. Но это пройдет. Когда-нибудь ты простишь меня, ведь я поступила единственно верным спо…
– Черта с два! Все не может быть так! Не лги, что между нами нет связи!
– А ее и нет. – Костансия закатила глаза. – Таких, как твой отец, нельзя пускать в цивилизованный мир. Такие дикари не могут жить в мире. Они только разрушают.
Я начал терять терпение. Ладони потели кипятком.
– Да при чем здесь Саул! Я не он!
– Пока нет, – панна поджала губы, что я совсем недавно целовал, – но скоро им станешь.
Я как завороженный смотрел на Косту, шептавшую что-то ротмистру на ухо. Тот взмахнул рукой.
Звякнула скоба арбалета – краткий присвист – грудь обожгло. Чудилось, стальной шершень ужалил меня под ребро, а жало пробило насквозь да так и застряло внутри. Я покачнулся и рухнул в самую грязь, рыча от боли.