Поспелова капризничала. Ибрагимов приглашал погулять, звал в гости, в кафе, посидеть в библиотеке, у речки – девочка отказывалась под любым предлогом. Больна, занята, устала. Брюнет был настойчив и пробивал брешь в броне девчачьих избеганий. Тогда парня ждали новые выкрутасы.
– Чего идёшь позади? – поинтересовался он, когда пара прогуливалась по вечернему городу. – Будто я чужой.
– Ты знаешь, почему! – буркнула она в ответ, выдерживая дистанцию метра в два. – Не хочу, чтобы знакомые заметили нас и донесли маме!
– Сумерки наступили. Никто не разглядит.
– Кому надо, всё приметит! Лучше позади побуду. Так безопаснее. Вот чего эта обезьяна на меня пялится?!..
На обочине стояла их ровесница – плохо, грязно одетая девочка с грустным, по-детски наивным лицом, выражавшим умственную отсталость. Рваное испачканное платье едва покрывало острые костлявые коленки. Сальные волосы лохмами свисали на сутулые плечи. Убитые шлёпки желали давным-давно отправиться на помойку. Её можно было бы назвать красивой, если бы не дурная, бессмысленная отрешённость во взгляде и не поза, выдававшая жертвенную покорность и полное отсутствие самостоятельности.
Люба, не выдержав настолько прямого и бесцеремонного разглядывания себя, и так будучи не в духах, окончательно разозлилась.
– Полоумная, блин! Посмешище местное! И носит же земля таких! Чего вылупилась, придурошная?!
Ибрагимов пропустил злые слова подруги мимо ушей и приветливо помахал неопрятной девчонке. Та вдруг улыбнулась и ответила взаимным приветствием.
– Знаешь её?! – огорошилась школьница, чьё раздражение, мигом испарившись, сменилось на неподдельное удивление.
– Конечно! Мы знакомы. Это Майя, – ответил Имир, продолжив путь дальше.
– Я в курсе, как её зовут! – Тихоня повернулась посмотреть на оставленную позади дурочку, что всё так же пялилась на них. – Откуда знаком?
– Так получилось. Не важно.
– Она же идиотка! Семья – атас! Предки от неё отказались и куда-то свалили. Дед сгорел, брат повесился, бабка бухает и побирается. Это чудо в перьях – тоже!
– И что?.. Да, она душевнобольная, на учёте в психушке стоит. У нас с тобой есть близкие, крыша над головой приличная, в школу ходим, одеты-обуты. Она – нет. По помойкам лазает. Это повод попрекать её в праве на жизнь и обзываться?
Люба опешила, не ожидав такого поворота, и моментом остыла. Вызывающее поведение и собственные капризные замашки вдруг показались ей неуместными и дурацкими.