Даже не вслушивалась в разговоры. Потеряла к ним интерес. Отец что-то обсуждал с Алексом, матушка отрешенно глядела перед собой, а я мечтала, чтобы официальная часть поскорее закончилась.
Затем Расков пожелал осмотреть заброшенные владения Честеров, и мать включила режим радушной хозяйки. Отец, сославшись на срочные банковские дела, заперся в кабинете.
Судя по припаркованному у ворот элитному экипажу, в котором папенька возил ценные бумаги, и по количеству стражей, что патрулировали территорию, граф Ланге не собирался отрываться от работы даже ради помолвочных торжеств. Другие вложения были ценнее.
Я вызвалась навестить Эмиля. Его расположили в верхних покоях, поручив уход за раненым фамильной морфихе. Я не рискнула расспрашивать, почему обескровленного брата не отправили в Эстер-Хазскую лечебницу. Знала, что на правду отец не расщедрится.
От восстанавливающего купола разливалось стрекотание. «Стррр-Стрр-р-р…» – дребезжало по всей спальне, пробираясь мурашками под кожу.
Эмиль спал, источая лицом мертвенную аристократическую бледность. И хорошо… Будь он в сознании, я бы не сдержалась и наговорила лишнего. А так я молча содрогалась от жалости, разглядывая объемную повязку на шее парня.
Валенвайд перешел черту разумного. Законного. Что бы ни натворил мой брат, он не заслуживал настолько жестокой кары.
Посидев час у постели дурака, вляпавшегося во взрослые игры, я вернулась к себе. Стражи в черных и бирюзовых плащах раздражали. Отец половину охраны банка сюда перетащил, словно ожидал нападения!
Хмурые боевые маги патрулировали коридоры, вбивали подошвы сапог в ступени, разнося гул по всему имению. «Бах-бах-бах!» – напористо било в виски. Графу Ланге так было спокойнее, комфортнее. Когда он слышал свою охрану. Я же ощущала себя заточенной в серокаменную темницу.
За ужином мы снова встретились с Расковым. Потянулась вязкая бесконечность пустых разговоров, положенных этикетом. В этот раз беседой руководила матушка, а отец отвлекался на важные бумаги, перебирая папки прямо за столом.
Спина гудела от напряжения. Мне пришлось изображать красивую розовую статую не только за трапезой, но и после, когда мужчины перебрались в библиотеку. Граф отложил документы, наполнил бокалы дымящейся гадостью и принялся о чем-то толковать с Расковым.