Лицо Кита вытянулось от удивления. Нив смотрела, как он по кусочкам собирает себя в кучу, его лицо потемнело от понимания.
– Извини.
Извинение, выплюнутое, как сломанный зуб. Как будто она выбила из него признание под пыткой. Если бы она не была так зла на него, то, возможно, рассмеялась бы.
– И это все?
Его глаза вспыхнули горьким разочарованием.
– Что еще ты хочешь от меня услышать?
– Я не знаю.
Сердце билось так бешено, что она едва слышала себя за его громоподобным рокотом. Какая-то отдаленная часть ее сознания понимала, что ей следует смириться, отступить, ведь она не должна так разговаривать с принцем. Но она никогда не могла удержаться от того, чтобы не потянуть за свободные нитки.
– Что вы жалеете о том, что назвали мое ремесло уловкой.
Он устремил взгляд на стену за ее плечом:
– Я был зол, когда говорил это.
– А я зла сейчас. Моя работа – это… – «… я сама», – чуть не призналась Нив, – это личное!
– Не собираюсь извиняться за то, что не падаю к твоим ногам с благоговением. Это не я просил привезти тебя сюда.
– Я не это имела в виду. – Ее голос дрожал. Если она сейчас заплачет, то никогда не простит себя. – Вы повели себя жестоко и знаете это.
– Да, я знаю это, – он побледнел, – и уже сказал, что мне жаль.
Скорее всего, это та степень извинений, которую она могла от него ожидать. Как мало он должен был о ней думать, чтобы считать, что это все, чего она заслуживает. В конце концов, махлийская девушка не стоила ничего. Пропасть между ними расширялась и расширялась.
– Мне нужно закончить обмеры, – только и смогла сказать Нив.
Ее настроение становилось все мрачнее. Синклер говорил ей, что она попадет под перекрестный огонь в любой войне, которую ведет Кит. Теперь Нив отчетливо видела поле битвы с двумя карминово-красными флагами, воткнутыми в землю. Его брак с инфантой Розой будет союзом долга, а не любви.
«Это не я просил привезти тебя сюда».
«Слушаю и повинуюсь!»
Джек устроил этот брак. И хотя Кит согласился на него, он явно намеревался злить всех до последнего.
Внезапно Нив стало очень грустно. Она всегда любила любовь. Но как бы она ни жаждала ее, она не могла представить себе что-то столь яркое и дикое. Она сгорела бы, как хворост. Жизнь слишком коротка. Она не могла обременять кого-то еще тем сокровенным, что она носила в себе с тех пор, как впервые заметила, что ее пальцы смертельно побелели от холода. Но хотя любовь не для таких девушек, как она, безнадежному романтику, жившему в ней, нельзя было отказать. Она не могла с уверенностью сказать, откуда он взялся, ведь махлийские мифы не столь причудливы и добры, чтобы обещать вечную любовь. На самом деле у ее тезки, возможно, был самый трагический роман из всех.