– Жив он еще? – спросил слезший с козел возница в помятом цилиндре и, не дожидаясь ответа, подошел к нищему.
Пока не понимающий в чем дело бастард мямлил в ответ что-то маловразумительное, возница проверил у горемыки пульс, после чего поволок его к телеге. Видя, насколько тяжело приходится человеку в цилиндре, Вилберн бросился помогать, и вскоре они общими усилиями уложили нищего в устланную соломой повозку.
– Премного благодарен! – слегка поклонился бастарду отдышавшийся возница. – Признаться, я впервые вижу, чтобы благородный господин напрягался и марал руки из-за бездомного доходяги.
Расценив услышанное как банальный комплимент, Вилберн тем не менее оказался польщен, ведь на чужбине его еще никто не называл благородным господином.
– Пустяки! – по-аристократически небрежно бросил бастард, после чего поинтересовался: – И куда его теперь?
– В умиральню святого Иувенция, иными словами в хоспис. Обилие грязных доходяг на улицах всегда раздражало бургомистра, поэтому он разрешил монахиням наладить деятельность самого скорбного богоугодного заведения в пустующих казармах.
– Я еду с вами, – не терпящим возражений тоном заявил тут же взобравшийся в телегу Вилберн, ощущая себя вследствие лестных слов незнакомца не иначе как молодым графом.
Его порыв был продиктован бессознательным стремлением побывать среди тех, кто находится одной ногой в могиле, чтобы при созерцании предсмертной агонии чужих людей умалить собственное затруднительное положение, из которого всегда есть шанс выбраться, покуда ты жив. К тому же оставалось подспудное желание подарить какому-нибудь умирающему бедолаге краткое избавление от мучений при помощи силы кольца.
Возница посмотрел на Вилберна тем особенным взглядом, каковым оценивают выкинувших очередной фортель чудаков, затем недоуменно пожал плечами и со словами: «Что ж, дело ваше!», залез на козлы.
Спустя четверть часа бастард вошел в длинное приземистое здание красного кирпича с узенькими окнами, внутри которого на тесных рядах коек под светлыми льняными одеялами лежали обросшие люди. То и дело слышались сдавленные стоны, судорожный кашель, нечленораздельные звуки. Однако вопреки опасениям Вилберна, зловонный смрад тел свезенных сюда несчастных совсем не бил в нос, что, видимо, было заслугой ухаживающих за обреченными монахинь.