Это миловидное и витающее в облаках создание выглядело – провалится мне на этом месте, как Холодный принц! Нет, нет, это просто совпадение, очевидно? Прозрачная кожа, голубые большие глаза – она, скорее всего морионка, не может же она быть дочерью…. Дочерью Холодного принца!
Пока я лихорадочно обливался потом, она любезно заговорила со мной, на удивление хотя бы как-то предпринимая попытки соблюсти правила приличия:
– Что вам тут угодно, молодой человек? Вам бы лучше удалиться и забыть сюда дорогу, если хотите жить, – в руках она держала белый кружевной зонтик, которым отрывисто и беспечно размахивала во все стороны. К слову то, что несчастная Франческа, которой я теперь отчего-то даже сочувствовал, распласталась в задней части гостиной, никому не было особого дела, будто сцены подобного рода здесь не новость.
Эти вампирши такие жестокие!
– Мамочка, когда мы пойдем на прогулку? – раздался жалобный детский голосок. Не сразу я заметил робкий взгляд небесных больших глаз, что нерешительно выглядывали из-за юбки черного цвета.
Мальчишка лет четырех, одетый в прогулочный летний костюмчик был невероятно похож на свою мать. Я похолодел, ощущая преступные мурашки, что засуетились по моей коже – этот парнишка был просто копией пропавшего двадцать пять лет назад Холодного принца! Конечно, эта дама его дочь, а это его внук – очевидно? Может это все же я такой подозрительный и это безобидная семья вампиров-морионов, ведь в Эльфляндии вампиризм преследуются по закону, вот они и иммигрировали сюда!
Да кого я обманываю – конечно, это потомки самого Холодного принца, а там где есть его дети, там есть и его жуткая жена – моя тетушка Филиция Альдофин! Мой отец клялся могилой своей мертвой матери, что все его сестры и родители были зверски убиты, в день, когда случился Кровавый переворот и вампиры вошли в город. Тогда Холодный принц исчез, а его жена была взята в плен и жестоко убита верхушкой вампиров! Мой отец чудом спасся, но будь он сейчас жив, я бы сам прикончил его на месте!
Не успел я испустить дух, как Франческа, уже вполне себе крепко стоявшая на ногах, все с тем же растрепанным видом, взяла меня в плен, обвив свои тонкие и нежные ручки вокруг моей шеи! Я по зову писательского инстинкта вцепился в свой кейс, где лежали мои наброски и записи – погибать так с тем, что дорого твоему сердцу! Хотя если говорить начистоту, ничего они из себя особенного не представляли.