Рири бесцеремонно вырвала листок бумаги из моих рук и стала расхаживать по комнате, тщательным образом изучая послание. Я совершенно растерялся, не ведая как реагировать на данную дерзость. Мало того, что сестрица вошла в мои покои без элементарного стука и приглашения, так еще и набралась наглости читать чужую переписку! Это выходило за все мыслимые и немыслимые рамки приличия!
– Милая кузина, это письмо – дело весьма личное, его не стоит просматривать посторонним, – решил мягко возразить я, понимая, что тетушка не потрудилась воспитать дочерей должным образом, и, следовательно, читать им нравоучения и нотации было делом совершенно бесполезным.
Ребекка стрельнула глазками, оторвавшись от письма.
– Ты сирота, верно? Значит, выходит, что роднее меня у тебя никого нет, – она словно лисица стала подкрадываться легкой поступью босых ног ко мне, – что это еще означает «посторонним»? Я тебе не посторонняя.
– Я вовсе не хотел тебя обидеть, конечно, ты мне не посторонняя, – нервно проговорил я, беспричинно начиная волноваться.
Рири, с жадным вниманием слушая меня, ловко запрыгнула на стол, вновь оказавшись неприлично близко. Она вальяжно положила ногу на ногу, кокетливо покачивая босой ступней.
– Однако, – продолжил я, задерживая свой взгляд на ее обнажившихся коленях, – я бы не хотел, чтобы данное письмо читал, кто бы то ни было, кроме моей невесты.
– Я полагаю, твоя невеста не особо обрадуется такому скромному и дежурному письму, – заглянув в мои глаза, проговорила вкрадчиво кузина, – хотя мне признаться все равно, что там думает и чувствует твоя невеста.
Рири небрежно отбросила письмо в сторону, изящно выпустив его из своих прелестных пальчиков. «А что я ей еще могу написать?! Что мой дом захватил клан безнравственных вампиров?! – думал возмущенно я».
Ребекка замолчала, с интересом разглядывая содержимое моего стола. Она явно чувствовала себя очень свободно и вольготно, будто являла собой хозяйку данной комнаты. Ее пальцы ловко перебирали различные письменные принадлежности, листы пергаментной бумаги, перья, чернильницу, пресс-бювар, сургучную печатать, записные книги и прочую ерунду. Я без каких-либо возражений заворожено наблюдал за ней.
– Послушай, дорогая кузина, – начал я, вспомнив о коварном плане, что засел у меня глубоко внутри, согревая при этом каждый кусочек моей разорванной души.