«Боже… – тихо проговорила она, сунув руки поглубже в карманы пальто. – Почему каждое свидание… да и каждая встреча… начинается с “Привет”?»
Слово «Привет» казалось ей слишком простым и в то же время роковым. Кто произнесёт его первым, тот и «заведёт» разговор, задаст ритм. И мужчины – они-то всегда говорят его первыми, берут на себя эту власть над моментом. «А что, если сказать мне самой?» – мелькнуло у Терезы, и она ощутила, как внутри что-то вздрагивает: может ли она на это решиться?
Проходя мимо узкой кофейни со стеклянной витриной, она невольно притормозила. Обычно в Копенгагене повсюду сновали велосипедисты, звонко сигналя друг другу, но сейчас улицы были на удивление тихи: лишь дальний гул машин и редкий стук педалей где-то за поворотом напоминали о жизни вокруг. Порыв ветра швырнул ей в лицо сырость, и на сердце вдруг сделалось совсем тоскливо.
«Город холоден, – подумала она, – ровно как и я сама. Он не отвечает, если ему задать вопрос…»
В детстве же всё было не так. Дети говорили без стеснения, не мучаясь сомнениями, – говорили вслух: «Хочу», «Больно», «Радуюсь». Теперь каждое слово казалось тяжестью, почти «тюрьмой».
«Нужно молиться голосом, словами… – вспомнились слова матери. – “Отче наш” читай…»
Но разве в её устах молитва была чем-то живым?
Тереза вспомнила бабушку: каждый вечер та неизменно уходила в дальнюю комнату, где висела икона. Дом казался ветхим: половицы скрипели под шагами бабушки, в окнах ходили сквозняки, и за стенами дышала ночная тьма. Бабушка зажигала свечи и шёпотом повторяла «Отче наш». Тереза – девочка тогда – тихо кралась к приоткрытой двери, слышала ровный, почти безжизненный шёпот.
«Почему эта молитва казалась мне холодной, как зимний ветер?» – думала она теперь, глядя на своё бледное отражение в стекле витрины. Сколько раз она пыталась найти в тех словах тепло и не находила. Вместо этого была отрешённость, будто сам Бог стоял по ту сторону – далёкий, не слышащий, и бабушка отдаёт ему всю любовь, оставляя внучке лишь тень.
«Как будто бы Бог забирает у нас человечность, – мелькало у неё. – Если так, то зачем мне такое “Слово”?»
И тут же вспомнилось ещё одно: «Молчи и слушай», – говорила бабушка. Но молчание, думала Тереза, разве может родить любовь? Молчание – это стена, что заставляет замкнуться, сдерживать чувства, стыдиться своих желаний.